Управление страхом: чем уравновесить тревогу

Что происходит с людьми, которые переживают травматический шок? Нападения террористов, взрывы и захват заложников на фоне мирной жизни наносят удар по нашему чувству безопасности. Это состояние закрепляется еще сильнее, когда событие и наша реакция попадают в медийный фокус. Новости транслируются по всем каналам, обсуждаются в интернете, дополняются свидетельствами очевидцев, переживших нападения.

Страх разливается повсюду — в полном соответствии с ожиданиями тех, кто совершает эти теракты. Гибель десятков людей ужасна, но именно страх выживших и его последствия больше всего играют на руку террористам.


Какой была реакция людей на теракты в Париже? Многих из них охватила волна спонтанной мобилизации. Посты в социальных сетях пестрели заявлениями в защиту общих ценностей светского гуманизма, законности и свободы выражения, призывали к национальному единству, гражданской солидарности.

Люди отвечали на насилие идентификацией с жертвами, публичным выражением приверженности принципам толерантности, веротерпимости, любви к ближнему. На улицах пели национальный гимн, объявляли минуты молчания. Затем возникает самый важный вопрос: а что будет дальше? Что нам делать с этим страхом?

В тисках мировоззрений

Попытки ответа на этот вопрос привели к созданию в 1980-х годах так называемой «теории управления страхом». Ее авторы — американские психологи Джефф Гринберг (Jeff Greenberg), Том Пыжински (Tom Pyszczynski) и Шелдон Соломон (Sheldon Solomon) — пытались понять, как меняется психика людей перед лицом страха смерти.

Всплеск интереса к этой теории пришелся на 2000-е годы, после террористических атак в Нью-Йорке, Мадриде и Лондоне. У психологов была возможность непосредственно наблюдать, как ведут себя люди в ответ на пережитый ужас. Они пришли к выводу, что человек, чувствуя угрозу своему существованию, ищет способ чем-то уравновесить тревогу, ухватиться за что-то знакомое и устойчивое.


Когда кто-то попирает тот порядок, в котором мы существуем и которому привержены, мы воспринимаем это как угрозу нашей личности

Прежде всего, люди обращаются к тем культурным нормам и ценностям, которые приняты в их обществе (в зависимости от страны это может быть равенство, семья, свобода, религия). Демонстрация флагов и символов в соцсетях говорит о желании пользователей идентифицировать себя с теми смыслами, которые за ними стоят. Эти смыслы, лежащие в основании нашей культуры и разделяемые нашими друзьями и единомышленниками, придают смысл нашему существованию.

Что стоит за этой реакцией? Тот же страх смерти, в том числе и символической — как потери надежной опоры существования. Дело в том, что смысл нашей жизни неразрывно связан с осмысленностью того мира, в котором мы живем. Когда мы энергично защищаем фундаментальные (для нас) нормы и идеи, мы таким образом поддерживаем и укрепляем нашу собственную самооценку. Поэтому, когда кто-то попирает тот порядок, в котором мы существуем и которому привержены, мы воспринимаем это как угрозу нашей личности.

Осажденная крепость

Опыты Джеффа Гринберга и его коллег показали, что когда люди сталкиваются с идеей собственной смерти (просмотр фильмов, где герои умирали), они выказывают симпатию тем людям, которые разделяют и активно защищают близкие им ценности, политические предпочтения и верования. И наоборот, их реакция была стойко негативной, нетерпимой и даже агрессивной, когда они сталкивались с теми, кому эти ценности были не близки.

В своем крайнем проявлении такая реакция может привести испуганного человека к вере в то, что его собственная картина мира универсальна и единственно правильна, и даже к попыткам навязать ее другим силой. Защита своего мира легко может перейти в экспансию и нападение на чужие ценности и нормы, если в них нам видится угроза. Мы оказываемся готовы принести в жертву своему страху чужое спокойствие и безопасность.

На уровне общественных ожиданий и политических предпочтений теория предсказывает, что группы и отдельные лица (политики, ассоциации, СМИ), скорее всего, будут поддерживать принятие крайних мер против терроризма и более жесткую внешнюю политику в отношении тех, кто воспринимается как враг. В этом и состоит опасность: переживая свою уязвимость, мы сами превращаем свой мир в осажденную крепость.

Мы должны сами критически отнестись к своим ценностям, если они ставят нашу группу (веру, страну) выше всех остальных

Очевидно, дрейф общественного мнения в сторону национализма и антиисламизма может вызвать ответное сплочение мусульманского сообщества. Тогда напряженность в обществе возрастет, а вместе с ней будет расти и популярность радикальных идей. Именно тот сценарий, который нужен террористам. Это не просто предположения: несколько лет назад американский социальный психолог Марк Ландау (Mark Landau) и его коллеги показали, что просмотр фотографий и видеозаписей о войне и терроризме усиливает глубинные страхи людей и заставляет их активнее поддерживать репрессивные меры.

Как можно справиться с угрозой, если она исходит от нас самих? Прежде всего, мы должны сделать так, чтобы наш разум возобладал над действием бессознательных психических реакций. Мы должны сами критически отнестись к своим ценностям, если они ставят нашу группу (веру, страну) выше всех остальных. Задача в том, чтобы предотвратить замыкание каждого сообщества на собственных символических ценностях.

Что мы можем противопоставить групповым ценностям? Вероятно, идею ценности человечества и человечности. Экспериментальные исследования показывают, что взаимная враждебность затухает, когда на повестку дня ставится вопрос о выживании всех. Чувство единства возникает и тогда, когда мы готовы понять и выслушать друг друга. Когда мы делимся своим опытом с другими и находим в их историях то, что близко и нам, мы чувствуем родство. Открытость новому опыту, взросление в обстановке любви и принятия в семье, доступ к знаниям, — все эти условия дают нам мощную поддержку в борьбе со страхом и его последствиями.


Жан-Франсуа Верлияк (Jean-François Verlhiac) — профессор социальной психологии в университете Париж X — Нантер.