А что, если старость дает нам шанс?

Psychologies: Преодолев рубеж 30-летия, многие думают, что с юностью наконец покончено. Но период, который проживаете вы, странным образом напоминает отрочество. В чем заключается кризис вашего возраста?

Жан-Луи Серван-Шрейбер, основатель Psychologies: Он связан с тем, что я оказался на этапе вопросов, на той стадии эволюции тела, которая предполагает существенные изменения, масштаб которых я пока не могу оценить. Как подросток, я вступаю в период неизвестности. С той только разницей, что я приближаюсь к горизонту своей жизни, пусть мне и кажется, что с каждым днем он отдаляется еще немного.

Так или иначе то, что я переживаю сейчас, не похоже на то, как я представлял себе старение. После шестидесяти мы обычно уже не растим детей, не строим карьеру, не совершаем любовных открытий.

При условии, что у вас осталась энергия! Я не уверена, что встречу этот возраст в такой же прекрасной форме, как вы…

Бесспорно, мы не равны перед лицом старения. У нас разная наследственность, разный генетический багаж. Но в значительной мере разница определяется еще и тем, насколько мы внимательны к своему телу.

В моем возрасте платишь за излишества юности. Но, с другой стороны, можешь и пожинать плоды правильной жизни, здоровых привычек. Я вижу множество людей, которые пренебрегали своей «оболочкой» и теперь оказались пленниками тела, которое больше не позволяет им наслаждаться жизнью. Это очень обидно. Но я их понимаю.

Если бы сейчас мне нужно было похудеть на сорок килограммов, чтобы обрести хоть какой-то жизненный тонус, у меня немедленно опустились бы руки. Мне кажется, гораздо проще с детства приучиться к здоровому питанию и регулярной гимнастике.

Поскольку запаса прочности уже нет, приходится тренироваться каждый день, как спортсмену со скромными способностями.

Как бы мы ни ухаживали за машиной нашего организма, он все равно стареет. Однажды я слышала, как женщина сказала о своих морщинах, что считает их предательством. Внешность старой дамы была для нее абсолютно невыносима. А вы как себя воспринимаете?

Я не знаю, отношусь ли я к себе сегодня лучше, чем в 30 лет. У меня нет на этот счет твердого ответа.

Я бы сказал, что никогда не был себе неприятен, но я много работал над собой. И так успешно, что сейчас, как мне кажется, я контролирую свое тело лучше, чем когда-либо. Это некий результат, которым я, пожалуй, доволен.

В чем можно не сомневаться, так это в том, что в моем возрасте вопрос внешности снова приобретает решающее значение. Гораздо лучше, если выглядишь по-прежнему приемлемо. Это не только приятно самому и для окружающих — это жизненно необходимо!

Речь о том, чтобы таким способом избежать разрушения человеческих отношений. Все наше общество — включая стариков — панически боится старости. Нужно ни в коем случае не выглядеть старым, иначе на вас немедленно повесят ярлык.

Однако речь не о том, чтобы выставлять себя на посмешище, изображая молоденького. Чтобы с вами считались, главное, по-моему, — выглядеть по-настоящему живым. Сохранять любопытство, быть мобильным, участвовать в жизни.

Я часто задумываюсь о долговечности пары. Как бы и ее сохранить от упадка?

«Изнашивание» пары — это действительно центральная проблема сегодня. И мне кажется, что те трудности, с которыми сталкиваются все пары, — риск заскучать, утрата желания — усугубляются длительностью отношений.

Даже если вы вместе старели, странно в один прекрасный день осознать, что вы занимаетесь любовью со старой женщиной.

Этот пример — метафора того, с чем сталкивается пара: как можно всегда желать другого, если понимать желание широко? Как сделать так, чтобы вам по-прежнему было что сказать друг другу, как продолжать друг друга удивлять?

И когда дело касается любви, мы не хотим быть тихими старичками, которым ничего не надо.

Из всех вопросов, порождаемых большой продолжительностью жизни, именно вопрос о выживании пары кажется мне самым сложным, поскольку в паре по определению есть двое. Что бы вы ни делали, к каким бы средствам ни прибегали, состояние пары зависит также от второго человека.

Между тем у нас не всегда одинаковые желания, одинаковые ритмы. Есть еще и фактор везения: вас по-прежнему двое или уже нет. Поэтому я бы говорил о паре с большой осторожностью.

Став матерью, я испытала страх смерти, который никогда раньше не был так силен. Нарастает ли этот страх с возрастом? И можно ли его выносить?

Мне кажется, по мере того как близится конец отведенного нам срока, мы примиряемся с мыслью о том, что исчезнем. На мой взгляд, в старости наш главный страх — это страх страдания. Боязнь несчастного случая или дряхлости, за которыми не сразу следует смерть.

Если бы каждому из нас предстоял скоропостижный и безболезненный уход из жизни, смерть была бы предметом шуток.

Однако, и мы это знаем, наступает момент, когда природа берет свое и делает то, что ей положено. Продвигаясь по жизни, мы все больше осознаем, что она может совершенно несвоевременно закончиться.

Смерть или угасание наших близких напоминают нам, что и сами мы не вечны. В этом состоит природа трагического.

Как же не потерять вкус к жизни?

Пускай бой проигран заранее, но бороться все равно стоит. У меня больше нет шансов выучить китайский. Я знаю, что на земле есть уголки, куда я никогда не попаду. Наступление позднего возраста отмечено этой чередой отказов.

Это планы, которые мы уже не надеемся осуществить из-за недостатка времени или сил. Мы все время только то и делаем, что ограничиваем круг своих действий и желаний.

И несмотря на все это, я убежден, что существование может доставлять удовольствие. При условии, что вы не сложите оружие, будете сражаться, чтобы как можно дольше сохранять то, что приносит радость жизни.

Мы помещаем счастье впереди себя и рассматриваем его как цель, которую надо достичь. Когда же наше время на исходе, каждое мгновение становится драгоценным.

Мы «репатриируем» смысл жизни из будущего в настоящее — в себя сегодняшних и в то, что нас окружает. Мы довольствуемся радостями в миниатюре — только так они нам по-прежнему доступны.

В общем, от булимии мы переходим к смакованию, к дегустации удовольствий. Скажи мне кто-нибудь такое, когда мне было 25 лет, я пришел бы в ужас, но тем не менее мне кажется, сегодня я больший гедонист.

Если, став совсем старым, я еще смогу расположиться где-нибудь на солнышке с плошкой супа в руках, я, вероятно, буду счастлив.