Сначала лирика. Эпиграф из Галчинского: «Быть у сердца люблю твоего. Близко. Рядом. А за окнами — снег. И вороны под снегопадом…»
В 19 лет у меня была большая любовь. Время от времени я звонила и просила приехать срочно меня спасти.
— Приеду завтра, — говорила большая любовь.
— Завтра? Мне плохо сегодня.
— Сегодня сама. Тебя каждый день можно спасать.
Так и было — я легко погружалась в отчаяние и быстро, камнем вниз, достигала дна. Такое у меня было устройство. Пришлось учиться спасать себя самостоятельно. Познакомиться с формулировкой «Я сама для себя надежна» и вписать, вколотить ее в подсознание. (Про способы потом.) Это помогло. Я представляю ее в виде прочного, из оборонного сплава, гибкого стержня — буквы вязью вдоль позвоночника: «Я сама для себя надежна».
Иногда накатывает: силы вытекают и будто собираются под кроватью, как ртуть
Но иногда, все реже, — накатывает. Стержень слабеет, вязь распускается, силы вытекают и будто собираются под кроватью, как ртуть. И здрасьте, «лежу в такой огромной луже»… И не могу встать. Однажды в этом состоянии купила новую синтепоновую подушку, мне казалось, старая перьевая набита моими черными мыслями. И уже не просохнет.
В очередной кризис, когда было «все плохо», психолог дала мне задание. Не просила, не советовала, а именно велела сделать вот что: записать на листе А4, что в жизни мне нравится. Что радует. Не большое-пребольшое, как мир во всем мире и всеобщая гармония, а то, что рядом, всегда под рукой, мелочи, ерунда всякая.
Надо было взять любимую ручку, которую приятно осязать в руке и чтобы она оставляла на бумаге мягкий, непрерывный, бархатный след, отступить поля сверху, справа и слева, и вспомнить хоть что-нибудь. Мне было трудно дышать, не хотелось ни есть, ни пить, вообще ничего. Но так как я обратилась за помощью к психологу и была у него в кабинете, пришлось подумать и написать: я люблю...
...свой завтрак,
...свою армянскую латунную турку («ей 20 лет», зачем-то добавила я),
...запах молотого кофе,
...когда воробей прилетает на окно клевать крошки (или синичка),
...смотреть на ворону, которая сидит под снегом на дереве: хлопья падают, а она даже не вертит головой (и не улетает).
Прием закончился, я понесла листок домой, а вечером достала его, помятый, из сумки и дописала, что еще люблю...
...целовать детей в лоб, под челкой (мама говорит, там «пахнет перышками»),
...ложиться на правый бок с книжкой,
...писать друзьям: «Ну как там?»,
...свои духи Chanel Chance (и Chanel Allure, вечером),
...свои серебряные кольца, особенно одно — с кораллом,
... когда на работу звонит Гас, решительно говорит: «Мам…» — и делает паузу,
... когда Ася спрашивает: «Знаешь что?» — и на ходу придумывает, что рассказывать.
Перед сном, когда уже выключен свет и обычно думается о всякой бытовой фигне (за что не плачено: свет, вода, счетчики, и что гречку надо купить) или о вечном (вдруг меня похоронят живую, а я проснусь), я лежала и разбиралась с обрушившимся на меня потоком мыслей про разные милые штуки. Помню, встала, пошла босиком к столу, включила настольную лампу и записала: я люблю...
...сидеть в греческом зале Пушкинского музея — там все пропорционально, бело, гармонично и потолок стеклянный,
...профитроли с лимонным кремом на Гоголевском,
...когда целуют между лопатками («и, уходя, губами сладкими, две родинки поцеловать между лопатками»),
...сесть на пол, вытряхнуть из конвертов «Унибром» бумажные черно-белые фотографии, где родители моложе меня сейчас, и у них там своя жизнь еще до меня, и долго фотографии перебирать и разглядывать,
...когда ничего не надо говорить и все понятно,
...цвет мрамора на станции «Сретенский бульвар» (он не коричневый и не розовый, он — нежный. и его видно прямо из вагона).
Утром мне было легче дышать. Я работала, писала, а под клавиатурой у меня лежали два новых листка с перечнем. Я люблю...
...нырнуть и слушать, что там под водой,
...когда на скалы наползает туман или облако (раньше я видела это из окна),
...пионы (они пахнут каникулами) и хризантемы (они напоминают, что и осенью может быть счастье).
Спустя четыре дня мне захотелось куда-то сходить, чего не случалось уже давно, захотелось выйти в люди, потолкаться, послушать шум толпы. По дороге к метро я смотрела по сторонам и даже в небо, и принюхивалась к запаху шаурмы и тандыра в узбекской пекарне.
Список занимал несколько листов, пополнялся уже не так активно, но то, что он у меня был, лежал под салфеточкой, странно успокаивало. Как секретик с разноцветными стеклышками: всегда можно прибежать, отдышаться, раскопать и любоваться.
Конечно, потом оказалось, что это все техника, прием, правополушарная психология. Что, подталкивая мозг к поиску удовольствий в своей жизни, мы превращаем его в антенну, улавливающую хорошее. Мозг начинает сканировать действительность и находить в ней поводы для радости. И когда их количество растет, переваливает какой-то, у всех разный предел, в голове случается что-то вроде фейерверка, настроение улучшается и для счастья уже не так нужен повод. Ты просто сидишь, и тебе скорее хорошо. Иногда прямо очень.
Все эти пункты, подпункты, мелочи и глупости напоминают, что жизнь заслуживает того, чтобы ее жить
Когда-то давно я писала о группе женщин, которые готовили к изданию поименную «Книгу памяти». Это список всех тех, кто ушел на фронт в Великую Отечественную. Фамилия, имя, отчество, год рождения, откуда призван… И дальше, у кого что.
Выяснилось, что долго на такой работе никто не выдерживает, много сердечных приступов и даже смертей. «А как вы думали, сидеть и целыми днями писать: погиб, погиб, погиб, пропал без вести… Какое сердце тут выдержит?» — сказала с горечью руководитель группы.
В случае со списком, где каждый пункт открывается словом «люблю», ситуация обратная. Все эти пункты, подпункты, мелочи и глупости, синички и часики, запахи и звуки — привязывают к жизни, напоминают, что она заслуживает того, чтобы ее жить…
Я не психолог, только описываю свой опыт. В нем нет ничего уникального. Как и в той мысли, что хорошо, когда любишь много чего в жизни. Просто надо себе об этом напоминать. А список такой можно всю жизнь писать, хотя бы мысленно.
