Шарль Пепен
Эксперт каналов французского телевидения «Франция-3» и «Канал+», обозреватель Transfuge и Psychologies.
img

Притворство – знак свободы, которая отличает цивилизованных животных, которыми мы являемся. Да и вообще, тот, кто в состоянии притвориться цивилизованным существом, разве уже не является им хотя бы отчасти? Актер, который изображает скупца, Нерона или ревнивого мужа, разве не находит в самом себе (если он хороший актер) черты скупца, сумасшедшего или ревнивца? Если он способен так талантливо изображать и притворяться, не означает ли это, что он нашел в глубине себя нечто собственное, настоящее?

Можно также мыслить притворство как попытку, пробу, цель которой – раскрыть (или нет) часть нашей истинной сложности. На бале-маскараде вы можете изображать танцовщицу танго, но при этом в вас ничего не отзовется: тогда изображать означает лицемерить. Но вы можете поступить по-другому: притвориться Робин Гудом и вступить в контакт с «робингудством» в себе. Тогда притворство становится способом приблизиться к себе, а внешнее перестает быть поверхностным. Более того, оно становится необходимым для выявления чего-то существенного. Это неплохая метафора жизни: нам нужно притворяться, бросать запечатанные бутылки разных образов в море, чтобы увидеть, какие из них скажут нам что-то важное о нас самих.

Конечно, в моменты высшей полноты бытия мы перестаем притворяться. Так бывает, когда мы испытываем эстетическое наслаждение, оргазмическую радость, страдание… Но эти моменты, когда мы перестаем играть в жизнь, отличаются от других еще и тем, что мы в них присутствуем во всей нашей сложности, нашем душевном богатстве, вовлечены в них всеми сторонами нашего существа. Но чтобы открыть в себе эти разнообразные измерения собственной личности, нам нужно было притворяться… Иногда мы даже ведем себя так, «как будто» мы притворяемся, например изображаем, что мы в гневе, грустим или ревнуем... а на самом деле притворяемся, что притворяемся! Итак, круг замкнулся. Притворство – та авантюра, которая служит частью открытия своего «Я», но «Я» раздробленного и множественного, частично изменчивого, того «Я», которое не сводится просто к «идентичности». Человек – странное животное, которому приходится притворяться, чтобы стать ближе к самому себе.