История одной дочери

Мы с отцом идем по лесу, играем в индейцев, делаем длинное копье из ошкуренной белой ивы и кидаем (рядом) с птичкой. И вдруг — чудо, птенец замирает, он под гипнозом. Отец объясняет про знаменитый эксперимент с меловой линией и петухом: если резко перед птицей начертить белую линию, она впадает в транс. И мы это случайно сделали!

Отец ведет нас с матерью и двоюродной сестрой на даче в поход, мы разжигаем костер, чтобы вскипятить воду, потому что так вкуснее и интереснее пить чай. Костер тушим и попадаем в темноту, куда идти, не знаем. Кажется, заблудились. Октябрь месяц, чудится, что нас преследует табун бешеных лосей, и мы все залезаем на деревья. Страшно, но очень весело.

Выпускной. Отец снимает меня с подружками на видеокамеру. Я чересчур ярко накрашена, в жутком бархатном платье, говорю полную ахинею и подхамливаю отцу в прямом эфире.

Серьезный разговор, очень откровенный. Стреляю у него сигарету. Он удивляется, но курит со мной. Ощущаю себя окончательно и бесповоротно взрослой.

Потом я делаю две ужасные глупости. Сначала не зову его на свадьбу. Через пару лет не приезжаю, когда он звонит и зовет помочь. А через три дня после этого звонка он неожиданно берет и умирает молодым.

История одной дочери

Тогда, и особенно потом, нашлось сто тысяч логически обоснованных и стройных причин, почему я так сделала. Я провела не одну сессию с психологами по этому поводу, много раз исповедовалась в церкви, писала письма на тот свет, даже пыталась услышать ответ. Но до сих пор продолжаю ощущать себя сволочью и плохой дочерью. Как будто из-за того, что я так поступила, его вдруг не стало.

Отец был великолепным наркологом, много лет нам домой звонили его давние пациенты и благодарили за то, что обрели новую жизнь, семьи, бизнес. Потом система принудительного лечения от алкоголизма рухнула вместе с Советским Союзом, и он стал психиатром, а спустя несколько лет ушел в психотерапию.

Стоило хоть капле алкоголя попасть в его организм, он превращался в другого человека

От него еще в начале 90-х я узнала об Ирвине Яломе, семейных расстановках по Хеллингеру, гештальт-терапии, о картах Таро и прочих гипнозах и методах.

Он рассказывал потрясающие истории пациентов. Он был сильный, видел людей рентгеном, как Кукоцкий из романа Людмилы Улицкой. И с ним, как и в романе, случился казус. С собой он справиться не мог.

Стоило хоть капле алкоголя попасть в его организм, он превращался в другого человека. Как будто появлялся брат-близнец черного цвета. На самом деле не было никакого оборотня — он оставался собой. Так же как мы все, когда проявляем свою тень.

Просто у него настройки яркости и контрастности были слишком резкие. А подкрутить он их не мог. Да и кроме того, больше всего на свете он ненавидел серость.

История одной дочери

Ребенка, который не хочет принимать эту сторону своего родителя, можно понять. Но как принять себя, когда ты и есть тот ребенок? Как простить себя за совершенные глупости? До пенсии прокручивать в голове эти эпизоды, пытаться изменить нейронные связи, разговаривать с заместителями родителей на расстановках, вещать с кушетки о своих снах, пытаться трансформировать «вину» в «ответственность», найти кармические причины в прошлых жизнях?

Помогает получить временное облегчение. Гвозди из деревяшки вытаскиваем, но дырки остаются и не хотят зарастать. Где-то соврал, когда-то не сказал, что любишь, вдруг заупрямился. В момент это так принципиально и важно. А через секунду, когда вдруг человека больше нет, остается лишь щемящее чувство: «Как я мог?»

Фон сохраняется, проявляясь то громче, то тише. Становится частью тебя. Хочется кричать всем в уши и дергать всех за рукава: посмотрите, ваши родители живы, дайте им любви, дайте им внимания, дайте им дружбу, помиритесь, успокойтесь, все неважно! Но это неправильно и эгоистично.

Это как будто заставить счастливых людей чувствовать вину заранее, вселить в них постоянное чувство тревоги. Что же делать?

Те, кого уже нет, на самом деле здесь — мы продолжаем видеть их в себе и в людях вокруг

Мне близка теория, что все события происходят одновременно, в пространстве «здесь и сейчас». Мы не только вспоминаем, но и проживаем значимые для нас события раз за разом.

Мы и есть тот ребенок, который до сих пор опаздывает в детский сад и виснет на руках между двумя гигантами — матерью и отцом, поджимая ноги. Мы и есть тот подросток, закрывшийся в ванной, чтобы не показать, как горько плачет после очередной ссоры с родителями, которые, кажется, стали дружить против него.

Те, кого уже нет, на самом деле здесь — мы продолжаем видеть их в себе и в людях вокруг. Так, может быть, вот выход?

Единственное, что на уровне души нужно родителям от нас, — это продолжение жизни, счастливой и гармоничной. И передача жизни дальше.

В какой-то момент надо бы перестать оглядываться назад. Помнить, рассказывать, но не жить там. Рассмотреть людей вокруг. У ребенка такие же глаза и улыбка. Супруг вдруг так похоже говорит. Друзья помнят и любят. Просто незнакомый человек неожиданно напоминает его. Дать всем им то, что не успели дать родителю. Тем, кто сейчас рядом. Тем, кто может принять.

Не в этом ли смысл продолжения жизни?