Майя Кучерская
Среди ее книг «Плач по уехавшей учительнице рисования», «Приходские истории. Вместо проповеди».
Дина Рубина
alt

1. Что вы сейчас читаете?

Только что закончила книгу замечательного польского писателя Марека Хласко «Красивые, двадцатилетние» (Б.С.Г.-Пресс, Иностранная литература, 2000). Великолепный юмор, полная свобода интонации, довольно горькое отношение к жизни.

2. Книга, к которой вы регулярно возвращаетесь?

Это книги писателей, которые, видимо, как-то перекликаются интонационно с моим внутренним миром. Поэтому, например: Чехов, а не Достоевский; Набоков, а не Беккет; Бродский, а не…

3. Книга, которая вдохновила вас к творчеству?

Я стала сочинять так рано, что не помню, кто и что меня подталкивали. Но полный набор страстных подростковых привязанностей прошла в свое время. Как и юношеских – позже. Как ни странно, в подростковом возрасте любимыми были письма Чехова. Я их знала наизусть: «Друзья мои тунгусы!..» и так далее… Это здорово ставит интонацию и стиль.

4. Книга, которая рассмешила вас до слез?

Ну, это не трудно, я вообще смешлива и юмор очень ценю, да и сама пошутить не дура. В разное время меня смешили и Ильф с Петровым, и какие-то пассажи у Довлатова, на днях хохотала над несколькими фразами у Марека Хласко – у него очень тонкий, едкий польский юмор.

5. Книга, которая помогла пережить трудные времена?

Боюсь, вы удивитесь. Дело в том, что трудные времена я всегда переживаю очень тяжко, работать не могу, отвлечься от мыслей и темы не в состоянии. Как ни странно, трудные времена для меня связаны с чтением, вернее, проглатыванием детективов. Правда, хороших детективов – чтобы забыться.

6. Герой, который вам близок?

Нет, я не способна вычленять и четко называть то и это. В разные моменты жизни я бывала влюблена в разных литературных героев, в том числе и в героев моих собственных книг – для меня ведь это абсолютно живые люди. Если говорить о дне сегодняшнем, то, пожалуй, так: я очень часто возвращаюсь к сборнику эссе Иосифа Бродского. Когда читаю «Набережную неисцелимых», мое сердце сжимается от любви и абсолютного понимания каждой интонации авторского «Я». Считать ли авторское «Я» героем? Это вопрос.