«Сохрани мою печальную историю… Блокадный дневник Лены Мухиной»
АЗБУКА-АТТИКУС, 384 с.
Елена Владимировна Мухина (1924 - 1991)
Художница, родилась в Уфе, училась в Ленинграде, откуда была эвакуирована в июне 1942 года, последние годы провела в Москве. Оригинал ее дневника хранится в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга.
«Этой девочке, Лене Мухиной, было в 1941 году 17 лет. Столько же, сколько моей дочери… Поэтому я и взялась прочитать эту книгу. И прочитала сразу, без остановок, залпом. Хотя в книге нет интриги, да и сюжета нет, это исторический документ – случайно найденный в архивах дневник девочки, которая вместе с мамой и бабушкой прожила ленинградский блокадный год. Конечно, это не литература, просто наивные попытки подростка описывать свои впечатления. Но почему-то им сразу и полностью доверяешь и как-то незаметно становишься соучастником происходящего. Здесь не получается держать интеллектуальную дистанцию, можно лишь без всяких защит, как само собой разумеющееся проживать эту повседневность чудовищного медленного умирания от голода семнадцатилетней девочки и ее близких. Удивляться вместе с ней, до чего же может быть вкусным бульон из кошачьего мяса, клея и пшена, и пристрастно делить конфетки по одной на день… И вдруг замечать, что люди эти часто радовались: солнечному дню, теплу от потухающей печки, тому, что мама рядом. И что радость была полноценной, что ее на этих страницах больше, чем тоски и роптаний. И еще замечать, как естественно вели себя родные Лены: просто шли и разузнавали, как обстоят дела и что предпринять. Великий экзистенциальный рецепт против страха: не роптать, а идти и шажок за шажком вникать в реальность. Даже если эта реальность – ленинградская блокада. Благодаря девочке, пережившей на наших глазах смерть сначала бабушки, а потом и мамы, мы тоже можем почувствовать кожей, что это такое, блокада. И поразиться силе духа женщин, не потерявших достоинства до последнего часа. Экзистенциалисты самой большой силой считали мощь бессилия: мочь жить, когда ничего или почти ничего нельзя сделать. Автор знает этот рецепт. «Боже, как же я одна буду жить? Не представляю. Но жизнь сама будет диктовать, что делать», – пишет Лена на третий день после смерти мамы. Что может быть глубже этой основы человеческого бытия, доверие к которой делает человека бесстрашным? …Свидетельств такого рода не много. Подобной силы чувства лично я испытала, когда читала «Сказать жизни «да!» Виктора Франкла (Альпина нон-фикшн, 2011) об опыте его пребывания в концлагере и, пожалуй, еще «Белое на черном» Рубена Давида Гонсалеса Гальего (Лимбус Пресс, 2009), о жизни испанского мальчика-инвалида в советском детдоме. К этим книгам непросто подойти, кто-то никогда не будет их читать, боясь разрушить защитную стену искусственной гармонии и покоя. Но нашим детям, этому непростому, зараженному нарциссизмом поколению, пока они еще не отгородились от сущностного стеной безразличия, книги эти читать очень нужно. И они действительно читают их со страстью – так, что не оторвать».