«Мои дома – как материнская утроба»

Psychologies: Первая мысль при виде ваших парящих домов – как бы хорошо они смотрелись на страницах нашего журнала! У нас в каждом номере бывает Досье – несколько разных текстов вокруг одной темы. О чем могло бы быть досье, которое иллюстрируют ваши работы?

Лоран Шеер: Тут есть множество психологических сюжетов, которые бы подошли. Очевидно, это может быть бегство, уход, побег… А еще – материнская утроба. Эта серия имела такой успех в том числе и потому, что дома – это не только летящие дома, но и просто – дома. А дом – это самое личное, что у нас есть. Это продолжение живота матери, из которого мы все вышли. Мы каждый раз стараемся воссоздать такое же уютное, приспособленное для жизни, успокаивающее, теплое во всех смыслах место. Во Франции, во всяком случае, когда мы кого-то приглашаем к себе домой, это очень значимый жест: могут быть разные степени сближения, сначала можно вместе пообедать в кафе, потом пригласить в ресторан на ужин, и только потом звать домой. Если мы зовем кого-то домой – это не просто так, в этом есть особый смысл. Я получаю очень много писем и вижу, что все люди воспринимают мои работы совершенно по-разному: многим это напоминает что-то очень интимное, или трудные времена, или еще что-то. Их воображение попадает в резонанс с тем, что они видят, и это их глубоко задевает.

А что вы сами чувствуете, когда работа закончена и вы смотрите на свой «летящий дом»?

Л. Ш.: Обычно у меня бывают сразу несколько параллельных проектов, я вижу, как перед моими глазами вырастают сразу несколько домов. Иногда я в них вкладываю какие-то социальные послания, например мое отношение к условиям, в которых живут люди в Париже. Есть и другие, более спокойные, безмятежные дома, и иногда передо мной сразу оказываются четыре-пять работ, я спрашиваю себя: когда мне остановиться? Надо ли еще что-то добавить? Они вроде детей, которые растут… Это очень сложное чувство, когда я понимаю, что хватит, пора перестать что-то менять в этом доме.

Они для вас все совсем разные?

Л. Ш.: Конечно! В них использованы цитаты из фильмов, фотографий, фоторепортажей. Я много об этом думал, и мне кажется, что в этой серии я сумел соединить две вещи: репортажную фотографию, которая, как предполагается, должна быть правдива, так что ее не принято ретушировать, и творчество. Я смог заниматься творчеством, фантазировать, создавать нечто из области искусства через репортаж. Я достаточно ясно говорю?

Вполне, тем более что людям визуального склада не всегда просто выражать мысли словами. К тому же эта идея соединения репортажа и фантазии очевидна из самих работ… Какой дом был первым в этой серии? Я читала, что в основном ваши дома родом из таких парижских кварталов, как Менилмонтан и Бельвиль.

Л. Ш.: Действительно, многие дома я снимал там. Это такие очень пестрые, народные кварталы, где живут люди со всех концов света, там ощущается множество разнородных влияний, есть китайцы, арабы, есть более состоятельные люди, так называемая богемная буржуазия, и все это вместе составляет колорит этих кварталов. Вот почему мне было интересно работать с этими домами. Мне жаль, что после поездки в Париж у туристов в памяти остаются исключительно дома, построенные при бароне Османе. Широкие авеню, на которых 10 тысяч раз повторяется одно и то же знание, это мило, конечно, это графично, но для меня-то интересно поскрести, чтобы узнать, что там внутри. Когда начинаешь искать, то обнаруживаешь другое здание, более старое, в котором жили разные люди…

Вернемся все же к вопросу про первый дом.

Л. Ш.: Ах да, первый! Самый первый я вообще не публиковал, это была проба, набросок. А первый опубликованный называется «Гармония». Это очень простой дом в парижском пригороде, и мне он показался безумно интересным, потому что он прост настолько, что напоминает детский рисунок. Все такое, знаете, симметричное… Но мне пришло в голову нечто странное: он кажется таким спокойным, устойчивым, в нем все – сплошная гармония, а между тем внутри, может быть, двое ссорятся, может быть, все только с виду спокойно.

Это может быть только видимость, обман зрения?

Л. Ш.: Вот именно. Поэтому мне нравится разглядывать дом в мельчайших подробностях, и обязательно будут детали, которые расскажут целую историю, а я люблю истории. В «Летающих домах» я нашел свой способ рассказывать истории, причем истории людей. Действительно, когда вы стоите перед домом и чувствуете, что в нем готовят что-то пряное – вы даже никого не видите в окне, только чувствуете аромат специй, – то вам легко вообразить, что обитатели, наверное, приехали из Северной Африки… Или, например, вы видите параболическую антенну, обращенную в сторону Мекки. Такие микродетали о многом говорят, если быть внимательными.

Сколько работ сейчас в этой серии?

Л. Ш.: Всего на сегодня у меня 27-28 летящих домов. Исходная концепция этого проекта состояла в том, чтобы изолировать отдельный дом. Когда вы идете по улице, там масса домов. Вы можете десять раз пройти мимо одного дома и так его и не увидеть. Но если его вынуть из ряда, изолировать, происходит нечто новое: вы его извлекаете из городского контекста, «освобождаете» от соседей, и тут происходит то, что мне как раз очень интересно.

Как вы выбираете названия для ваших работ?

Л. Ш.: У них у всех есть такой двойной или даже многослойный смысл. Мне нравятся двойные послания. Я не ставлю себе целью сделать так, чтобы те, кто смотрит на мои фотографии, абсолютно все понимали. Я оставляю там вполне определенные отсылки к фильмам, намеки, но никто не обязан их расшифровывать. Я так развлекаюсь, зашифровываю что-то, но зрители увидят свое, светлое и позитивное, к примеру.