На улице минус пятнадцать. Какой-то круговой ветер (плохо объяснимый физическими законами) болтает над асфальтом тонны неприятного колючего снега, норовя подсыпать его тебе в лицо и под шарф. Под ногами – лед, для камуфляжа слегка присыпанный тем же снегом. Добираешься до остановки и вглядываешься в пургу – не очертится ли там контур троллейбуса.
Если попробовать как-то определить свои координаты на шкале «естественная среда – открытый космос», то наша российская зима откровенно противоестественна для человека. Сумма одежек и ухищрений, как-то встраивающих человека в зимний пейзаж, вполне сравнима со скафандром. Голый и босой, этот самый человек погибнет за считанные минуты.
Мозг понимает, где искусственные сооружения, но тело, по сути, ему не верит. Оно доверчиво расслабляется: в метро, в конторе, дома. Вот она – родная природная среда. И не надо нам долго объяснять про бетон, кирпич, теплопроводность и прочие тонкости.
Теперь мысленно наложим на этот выстуженный город восьмичасовой рабочий день. Человек выходит из дома, когда еще темно, а из офиса – когда уже темно. Чахлый и тусклый световой день пропадает в щели между занавесок.
По сути, так жить нельзя. Зиму в России не проживают, а, скорее, переживают, перетерпливают; в нее ныряют примерно в районе октября, надеясь вынырнуть в районе апреля. У людей старшего поколения есть такая, как теперь говорят, тема: переживу ли я эту зиму? Да и независимо от возраста во всем мероприятии есть привкус отчаяния. Дело даже не в отдельных особях человека. Дело, скорее, в том, что природа не то чтобы умирает на время, а погружается в летаргический сон, кому. И встряхнется ли ото сна? Вроде бы должна. Разум уверен, но тело только надеется.
Читатель может возразить: а как же зимние радости? Коньки, лыжи… эти… санки. Здоровый морозец, здоровый румянец, птица-тройка. Зимняя охота короля Стаха. Добавим сюда купание в проруби и подледный лов рыбы. Я бы обобщил эти ситуации так: человек ото всего приучается получать удовольствие, в частности – от любого экстрима. Между нами говоря, баня с ее сверхвысокими температурами – объективное преддверие ада, с тем лишь отличием, что в аду по понятным причинам невозможно помереть.
Что не убивает нас, делает нас сильнее.
Но вот какая попутная мысль: эти зимние умирания и последующие воскресения придают нашей жизни своеобразную дробность, которая отражается в менталитете. Всё начнется по новой – и, вероятно, в какой-то новой конфигурации. Как попал в точку Хармс – жизнь одолела смерть неизвестным для меня способом. Раз уж оно чудесным образом воскреснет буквально из небытия, может быть, оно и наладится? Кстати, в русских сказках если воскресают, то непременно краше прежнего.
Мы, как правило, не строим планов, не загадываем далеко вперед. Мы не заглядываем через эту бесконечную зиму. Мы надеемся на волшебное обновление после Нового года.
В очень трогательном и изумительно подлинном сквозь гротеск старом фильме «Большая перемена» учащиеся вечерней школы напевали под гитару: «Ждет нас что-то новое, ждет нас перемена». Это было симпатично и как-то хорошо подходило к тому месту, которое занимала рабочая молодежь в общественной жизни. Не прошло и десяти лет, как в зашевелившейся стране кумир молодежи Виктор Цой, по сути, поменял местами подлежащее и дополнение: «Мы ждем перемен!» Цоя обожали при жизни и боготворят после гибели. Я люблю многие его песни, и эту в том числе. Но… постарайтесь понять меня правильно – если молодой, умный, одаренный, сильный человек, харизматический лидер поколения всего лишь ждет перемен, то кто их будет делать? Лично М.С.Горбачев? Но тогда стоит ли удивляться, что в меру своего вкуса, понимания и интереса.
Но в том-то и штука, в том и ментальная прозорливость Цоя, что мы именно ждем перемен. Они где-то там, за поворотом, за бесконечной зимой, за красным листком календаря. Они как бы сами по себе, а мы – сами по себе. И если мы и делимся, то лишь на тех, кто ждет этих перемен с надеждой, и на тех, кто ждет их с тревогой. Что, впрочем, порождает какие-то дискуссии и подобие общественной жизни…
Вот сяду в пятницу вечером и спланирую кое-какие перемены. Авось получится.
