Вот что рассказал мне мой сосед Z, когда я обратил однажды внимание на некоторые странности его поведения:
«Понимаешь, я человек стеснительный. В новом помещении, например, осваиваюсь страдальчески, а в учреждении официальном мне ничего не стоит вовсе потеряться и даже на время пасть духом. Вот только эта растерянность почему-то иногда выказывает себя, ну, излишней, что ли, возбужденностью и всякой прочей неадекватностью. Если уж ты сам об этом заговорил, я объяснюсь. Вообще говоря, когда человек принимается давать себе определения, я всегда чувствую что-то вроде озноба. О взглядах ли он своих говорит, или о свойствах организма – не знаю, что из этого мне кажется неприятнее.
Как-то напросился я на ночлег к своему сокурснику в Москве. Утром варит он гречневую кашу и вдруг перехватывает мой как бы удивленный взгляд, хотя никакого удивления я не выражал – с чего бы? И говорит: «Ты разве не знаешь, что по утрам я всегда ем гречневую кашу?» Должно быть, специально сценку разыграл, чтобы это сказать. А откуда я мог знать о его утренних процедурах и с чего мне вообще нужно про это знать?
Пустяк, можно и пропустить. Но меня уже трясет. Думаю: во, человек возомнил о себе. Хотя речь-то всего о гречневой каше, не о счете в банке. Тем хуже. Сказал ему в ответ что-то язвительное, а именно о язве желудка почему-то, о которой, слава богу, понятия не имею.
Завтракали молча. Я уже виню себя: ответил, называется, на гостеприимство. Начинаю его заинтересованно расспрашивать про личные дела. Он отвечает односложно и неискренне, глубоко обиду взял. А у меня всегда так: сначала пускаю сатиру, а потом уж не знаю, как вину свою залатать, готов чуть ли не на унижение. От этого становится еще хуже, потому что чувствую, что в первом случае как раз был прав, а теперь зачем-то теряю достоинство. Начинаю злиться, на предложение унизиться еще больше отвечаю новым уколом.
Так мы и расстались тогда в недоумении друг от друга.
Вот, собственно, и все. По природе, говорю же, я человек стеснительный, но благодаря таким закидонам мало кто об этом догадывается. Долгое время, например, считал, что сморкаться в обществе неприлично, и звук этот, если позволить, будет выглядеть выражением хамства. И тут же, если не было возможности улизнуть и чтобы отвести подозрение, начинал вести себя невпопад весело или, еще чаще, проявлять гонор, о смысле которого через секунду и вспомнить не мог. Сам себя загонял в ловушку, потому что в конце концов все равно наступала пора вынимать платок, и после гонора звук воспринимался действительно вызовом. А дальше все как обычно: чувствовал себя виноватым, еще больше злился и тогда уж сморкался без всякой нужды, только чтобы показать свою независимость».
Z нервно подхихикнул, как он делал это обычно, а я вдруг увидел, что внешность у него как будто стертая, незапоминающаяся, и сам от своей наблюдательности расстроился. Он ведь хотел облегчить душу, сократить расстояние между нами, рассчитывал на мое участие, а, выходит, только усугубил свое одиночество, приобретя во мне лишь острого соглядатая.
Почему так получается? В чем его можно упрекнуть? В чем причина его страданий и постоянного ощущения, что он не на своем месте?
Нервная впечатлительность? Но это скорее достоинство всякой художественной натуры, чем недостаток (Z работал дизайнером). Его чуткая реакция на фальшь и самодовольную позу? На мой взгляд, это чудесное свойство всякого нормального человека. Излишнее, быть может, простодушие? Вообще говоря, простодушие – из самых драгоценных человеческих качеств, ныне почти утерянное.
Другое дело, что окружающие могли бы вести себя терпимее, быть более снисходительными. Ведь Z, безусловно, славный, доброжелательный человек. Но мы все, увы, существа уязвимые, а потому малейший выпад в свою сторону воспринимаем остро. Кроме того, чужая оплошность втайне радует нас, как болезненный удар клоуна по бумажному пакету с камнем внутри. Это, вообще говоря, обнажает вечную боязнь человека оказаться в смешном положении. Смеюсь над другим, значит, в этот раз точно не моя очередь.
Z, как человек умный, должен бы знать об этом свойстве людей и не жить так уж нараспашку, не зависеть в такой мере от чужого мнения. Вот и мне открыл душу, рассчитывая на великодушие, а вызвал только острый взгляд. Получается, все-таки сам виноват? Не знаю. Только неприятно.
