Psychologies: Вежливость – неотъемлемая часть доброжелательности и как явление присутствует во всех языках. Но многие вежливые фразы начинаются с «извините»... За что мы извиняемся?
Стивен Пинкер: Под вежливостью в языковом смысле понимают не этикет (вроде правил поведения за столом), а многочисленные приемы, к которым прибегают говорящие, чтобы не задеть собеседника. Люди – необычайно чуткие существа, и говорящему приходится немало постараться, чтобы не ранить другого. Собеседники действуют согласованно, каждый старается не только сам сохранить лицо, но и сохранить лицо партнера. Это нелегко, поскольку большинство речевых действий несут в себе некую толику угрозы. Уже сам факт начала разговора означает, что мы претендуем на время и внимание другого. Повелительное наклонение угрожает его статусу, словно говорящий считает себя вправе приказывать. А просьба ставит его в неловкое положение, поскольку ему, возможно, придется отказать и тем самым прослыть эгоистом. Даже когда мы просто сообщаем кому-то о чем-нибудь, это уже предполагает, что прежде наш собеседник был в неведении. А ведь бывают еще критические замечания, хвастовство, когда обрывают на полуслове, сообщают плохие новости и затрагивают спорные темы... Так что неудивительно, что, обращаясь к незнакомцу, мы первым делом просим у него прощения: «Извините».
Если риск так велик, как мы вообще решаемся на общение?
С. П.: Мы вынуждены обращаться друг к другу, иначе остановится жизнь. Нам приходится сообщать просьбы, новости и жалобы. И мы смягчаем их с помощью приятных слов, чтобы компенсировать возможный ущерб. Язык предусмотрел для этого две стратегии – сочувствие и уважение. Смысл языковой вежливости как сочувствия – симуляция близости к собеседнику: мы делаем вид, что хотим для него того же, чего он хочет сам для себя. Характерные примеры такой вежливости – призывание удачи («хорошего дня!»), банальные комплименты («симпатичная кофточка!»), здравые, но бесполезные советы («береги себя!) и обсуждение погоды, в этом пункте согласие неизбежно... Следующий шаг после формальной благожелательности – формальная солидарность. Мы используем пустые ласкательные обращения («дружок», «дорогуша»), употребляем сленг своего круга, включаем другого в свои планы («возьмем еще по пиву»). Или сочетаем несколько приемов: увиливаем от ответственности («как бы»), провоцируем на согласие («понимаешь?») и удерживаем внимание вопросительными интонациями.
«Нам приходится сообщать просьбы, новости, жалобы. И мы смягчаем высказывания, чтобы компенсировать ущерб»
Вы говорите о формулах и конструкциях языка, которые мы употребляем не задумываясь. Но ведь это не означает, что любая вежливость фальшива?
С. П.: Это зависит от наших чувств и намерений. Я говорю только о том, какие психологические механизмы общения встроены в наш язык, что стоит за формулами. Еще более увлекательна вежливость как выражение уважения. Это особенно актуальнo, когда мы просим или требуем – и тем самым угрожаем автономии другого, заранее предполагая его согласие. Поэтому просьбы часто сопровождаются разными формами подхалимства. Мы не просим, а спрашиваем («не одолжишь ли ты мне машину?»), преуменьшаем доставленные другому неудобства («я буквально на минутку»), признаем, что теперь у него в долгу («буду вам очень обязан»). «Градус» вежливости зависит от того, насколько велика угроза потери лица. А уровень угрозы зависит от серьезности «вторжения», от степени близости собеседников и от разницы в их властном ресурсе. И от культурных особенностей, конечно. Как в анекдоте: араб из Саудовской Аравии, русский из СССР, северокореец и американец из Нью-Йорка идут по улице. К ним подбегает репортер: «Извините, могу я узнать ваше мнение о перебоях с мясом?» Араб: «Перебои? Что такое перебои?» Русский: «Мясо? Что такое мясо?» Кореец: «Мнение? Что такое мнение?» Американец: «Извините? Что такое извините?»
