«Авиатор»: в чем вина всех страдающих?

История России ХХ века с ее мучительными перипетиями отрефлексирована наконец так внятно, цельно и художественно-совершенно, что и добавить, кажется, нечего. Из опереточной (интеллигентного юношу Иннокентия Платонова, родившегося в 1900 году, в порядке эксперимента заморозили азотом в 1932 году и разморозили в 1999-м) и вторичной (мы читали такое в диапазоне от Достоевского до Маяковского, а может, и у Уэллса) фабулы Водолазкин сделал потрясающий роман. В ряду его очевидных достоинств – детективная закрученность сюжета, неожиданная развязка и блестящая стилизация (cлог начала ХХ века звучит у Водолазкина так естественно, что пока автор не покажет нам специально слова «автомобиль» и «пуль- веризатор» вместо «машина» и «спрей», мы и не заметим).

Возвращенный в мир живых, Платонов под нежным наблюдением психотерапевта Гейгера записывает все, что помнит (мой терапевт хочет от меня того же и тоже использует слово «размораживать» – в отношении эмоций). Чем дольше он пишет, тем чаще рассуждает о личной ответственности каждого за события не только в своей жизни, но и в стране; чем кошмарнее сцены из лагерной жизни приходят ему на ум, тем меньше он радуется своей реабилитации; погружаясь в прошлое, все чаще говорит о заведомой вине всех страдающих. Ближе к развязке Платонов уверен: все, даже непостижимое в своей жестокости, что происходит с нами помимо нашей воли, – это справедливость, а то, что мы именем справедливости вершим сами, – просто месть. Вывод заставляет Гейгера впервые усомниться в адекватности подопечного, но Водолазкин настаивает – оглушительный финал, выворачивающий роман наизнанку, написан в доказательство этой формулы. Пересказывать его жаль – интрига утратится. Но с выводом я, пожалуй, соглашусь.

Авиатор Евгения Водолазкина.
Редакция Елены Шубиной, 408 с.