Вы наверняка и сами это знаете: тот, кто кричит громче всех, часто неправ. Более того, именно об этом свидетельствуют их крики, но они этого не слышат. Если применить эту истину к вопросу о свободе, она становится еще более беспощадной. Что горланит у стойки бара пьяница, категорически неспособный бросить пить? Конечно, он вопит, что имеет полное право выпить еще стаканчик, что он свободный человек, черт побери! Что раз за разом повторяет ретроград в плену собственной горечи? Что он имеет полное право думать то, что он думает, и что он свободен не любить наше время. Что провозглашают те, кем управляют их собственные порочные страсти, ненависть и зависть? Что они свободные люди и имеют право думать так, как они думают.
Спиноза отмечал это в «Этике»: «Пьяный убежден, что он по свободному определению души говорит то, что впоследствии трезвый желал бы взять назад. Точно так же помешанные, болтуны, дети и многие другие в том же роде убеждены, что они говорят по свободному определению души, между тем как не в силах сдержать одолевающий их порыв говорливости»1. Если они не могут его сдержать, так это как раз потому, что он сильнее их. Создается впечатление, что апелляция к свободе указывает как раз на ее отсутствие, как если бы зависимое существо, детерминированное своим социальным окружением, своими печальными страстями или своим бессознательным, не могло поступить иначе, кроме как сослаться именно на то, чего ему недостает. И наоборот, когда мы переживаем полноту свободы, нам не приходит в голову напоминать другим, насколько мы в этот момент свободны.
Чувство, которое мы испытываем, совершенно самодостаточно: у нас поэтому нет ни малейшего желания кричать о нашей свободе на всех углах. Конечно, ничто не доказывает, что это впечатление свободы и есть реальная свобода. Но, если мы не испытываем потребности кричать о ней или настаивать на ней, это уже означает, что мы встретили нечто настоящее, то, чего нам достаточно. В том, чтобы встретить это настоящее, может заключаться радость, и эта радость скорее вызвана отсутствием нашего своеволия, чем нашей свободой воли… Да, в главном мы дети нашего детства, наших родителей, нашего окружения, нашего языка, наших генов и биографии. Мы их не выбирали и не можем этого изменить. Но, может быть, мы свободны в ином смысле. Что, если главная наша свобода — и об этом нам говорили стоики и психоанализ, Спиноза, Ницше и даже Бергсон — заключается в умении принять то, что мы не можем изменить? Что, если истинная свобода состоит в том, чтобы быть в полной мере теми, кто мы есть, и в чем так мало нашего выбора? Тогда было бы понятно, что о свободе в таком понимании нет смысла кричать; зато в ней есть все, чтобы мы могли ее ощутить.
1 Б. Спиноза «Этика» (Азбука, Азбука-Аттикус, 2015)
