Еще 30 лет назад всенародная известность была синонимом всенародной любви. Артисты, спортсмены, космонавты… Даже отрицательные герои (товарищ Саахов, Трус, Балбес и Бывалый, Хмырь и Косой, Волк) были любимыми. Механизм связи известности с получением удовольствия казался настолько жестким и простым, что и не приходило в голову, что может быть как-то иначе. Если артист нравится, если на него ходят, он и известен, и любим. Чем может быть знаменит футболист, как не блестящей игрой в футбол? Отчего же тогда не наслаждаться этой игрой и не испытывать благодарность за это наслаждение?
Заметим еще – там, где речь шла об искусстве, например, кино, - что народная любовь не предполагала занижения планки, сознательной адаптации к массовым вкусам. «Белое солнце пустыни», «Калина красная», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Джентльмены удачи», «Мимино» - согласитесь, это блестящие фильмы на самый придирчивый вкус, и в то же время лидеры проката. Никулин, Леонов, Миронов, Папанов – самые-самые что ни на есть народные артисты и в то же время артисты самой что ни на есть высокой пробы; отчего-то здесь не возникало конфликта интересов.
Сегодня мы имеем обойму из порядка 1000 узнаваемых лиц так называемых медиаперсон. Их участие в чем бы то ни было заведомо повышает рейтинг сайтов и телепередач. Думаю, не ошибусь, если доминантной эмоцией от лицезрения очередного такого лица обычным человеком назову раздражение. Стас Михайлов, Жанна Фриске, Жириновский, Митрофанов, Собчак, Чубайс, Безруков, Лера Кудрявцева, Гарик Харламов, Анфиса Чехова, Басков, Волочкова и т.п. ассоциируются примерно с такими фразами: опять ты и смени канал. Мы наблюдаем действие совсем другого механизма, чуть сложнее прежнего: слава со знаком «минус» - скорее обуза, обременение к деньгам, к возможности вести не вполне свободную, но очень сытую жизнь.
Давайте попробуем разобраться в этом грустном превращении.
Есть некий световой круг: прайм-тайм Первого канала, топы Яндекса, обложки глянцевых журналов. Кто попадает в этот круг, того мы (народ) приучаемся знать. Повод для попадания обычно не связан с прямой профессиональной деятельностью медиаперсоны. Нам, например, «интересно» его мнение по поводу моды, брошенных детей, того же футбола, политики, кино и т.п. Что он сделал, чтобы пробиться в этот световой круг? Ну, есть некоторая невидимая часть ответа, которая только понапрасну будоражит нашу фантазию, плюс определенная сумеречная часть, которую можно при желании проследить. Вел (вариант – участвовал) очень второсортные программы за гранью пошлости и на грани уголовной ответственности на маргинальных каналах. Представлял в нашей многострадальной Думе игрушечную оппозицию. Играл бандита/мента в бесконечно возобновляемых сериалах.
Профессия актера настолько связана с понятием славы и успеха, что здесь хотелось бы разобраться подробнее.
Есть два устойчивых словосочетания: играть роль и сниматься в кино. Сняться в кино (обычно в роли самого себя) может просто известный человек, не актер. Иногда это оправдано замыслом фильма. Например, в одном из фильмов Соловьева мы видим Окуджаву (в «роли» Окуджавы), беседующего о Пушкине с Михаилом Козаковым (в «роли», естественно, Михаила Козакова – иначе бы порвалась стилистическая ткань). Заметим, что Козаков, в отличие от Окуджавы, - талантливый артист и вообще-то способен к перевоплощению. Но вот эта фигура Козакова в роли Козакова, по-моему, очень важна для понимания феномена нашего нового «народного» кино.
Есть телеведущий (или, немного шире – медиаперсона). Перед тем, как стать медиаперсоной, он мог быть артистом, политиком, спортсменом, журналистом, писателем, игроком КВН или кем-либо еще. Не суть. Теперь его лицо перед камерой стоит столько-то денег и приносит столько-то денег. Разница этих сумм побуждает продюсера приглашать медиаперсону не играть роль, а именно сниматься в кино, оставаясь полностью узнаваемым. При этом бывший актер неотличим от бывшего спортсмена, их разница нивелируется. Точнее сказать, актерская игра просто не востребована в замысле целого. Поэтому игра Ивана Урганта неотличима от игры Николая Валуева. И тот, и другой прикольны в кадре – только и всего.
Продюсер нашего нового кино тяжело размышляет: снять хорошо и немного убыточно, или снять для народа и слегка разбогатеть. Как уже было замечено выше, пока не было продюсера, и вопрос не стоял. Трудно представить себе перед тем же камнем Гайдая в период размышлений о «Кавказской пленнице». Ну ладно, СССР не показатель: когда все перекошено, иногда невозможное возможно. Но «Крестный отец» или «Шоу Трумана» в нормальной киноиндустрии очередной раз снимают ложную альтернативу «качество – народность». Если быть точным, народность (рейтинг, прокат) – одна из разновидностей качества. Есть и другие (Тарковский, Сокуров), но сейчас речь не о них.
Тяжелые размышления очередной раз заканчиваются «Советским шедевром-2» или «Большой ржакой». Народ воспринимается здесь как сборище любителей лицезреть ягодицы и внимать пошлым шуткам. Это неверное представление о народе оборачивается невнушительными сборами и тем, что, даже посмотрев фильм и получив какое-то низменное удовольствие, зритель не уважает в итоге ни себя, ни продукт. Возвращаясь к нашей главной теме – что ж, все эти продюсеры и менеджеры, организаторы процесса не замечают пресловутого народного раздражения? Ответ лежит на поверхности: конечно, они всячески провоцируют и раздувают его. Массовая любовь или массовое недовольство одинаково конвертируются в массовое внимание – и далее в деньги. Поэтому имеет смысл похвастаться особняком, кадиллаком, гонораром, адюльтером, пьяным фото с закрытой вечеринки. Народная мудрость бьет – значит, любит превращается в возмущается – значит, платит.
Бессмысленность этой гонки становится полностью очевидна в момент физической смерти участника. К сожалению, менее болезненные инсайты редки и статистически незаметны. Ну, например, шоу «Голос» на Первом всколыхнуло болото, потому что было качественным явлением в световом круге. Но теперь мы видим, как его герои полощутся в той же кислой среде, что и остальные, постепенно вплывая в мейнстрим…
