Никогда не понимал котовладельцев и котопоклонников. Не представлял себе их внутреннего мира. От котов всегда держался на расстоянии – к тому же еще на пороге туманной юности услышал от врача-аллерголога, что я и котики – вещи несовместные.
Несколько раз судьба сводила с «женщиной-кошкой». Как правило, это вкрадчивая, к месту и не к месту мурлыкающая собирательница сувениров на кошачью тематику, превыше всего ставящая свое право «гулять сама по себе». Дома у нее, разумеется, тоже постоянно что-то мяукает и дерет ковер.
Истории наших взаимоотношений имели один сюжет: сначала трогательные аватарки в соцсетях, а потом, уже после, – следы когтей там, где у людей обычно кошки скребут. Женщины-кошки казались мне воплощением коварства и эгоизма.
Мое близкое знакомство с котиками состоялось в более зрелом возрасте, когда я был уже человеком сформировавшимся и способным на непредвзятую оценку явления. От друзей (семейных) стали поступать просьбы пожить с их питомцами в отсутствие хозяев, кормить их и какое-то время согревать душевным теплом. И по мере накопления опыта я стал понимать, что мой первоначальный взгляд на проблему, мягко говоря, был поверхностным.
Котики – существа сложные. И не могла, соответственно, быть простой жизнь их хозяев.
Случаи, которыми я делюсь ниже, как принято говорить, имели место в действительности. Однако, поскольку тайна частной жизни для меня свята, я не буду пользоваться настоящими именами котиков, с которыми жил.
Первого моего поднадзорного я назову Писатель (особенно он любил оставлять записи на кожаном диване, который я потом истерически пытался отскрести). Впрочем, он и в психологи вполне мог бы пойти, и в педагоги.
Интеллигентен. Обычно лежал на толстом литературном журнале, который редактировали хозяева.
Тактичен. Свое кураторство надо мной старался не афишировать. Правда, по вечерам не выдерживал – запрыгивал ко мне в постель проверить, все ли в порядке. На фотографиях видно: чтобы быть со мной на одной волне, он копировал мое выражение лица (лучше бы он этого не делал). Еду выпрашивал явно не с голодухи, а потому что таков порядок. Чтоб было потом за что меня уважать.
Недостаток у Писателя был только один: привычка орать среди ночи страшным толстым голосом в соседней комнате. Казалось, что там чудище метр в холке высотой. Предполагаю, что собственная линия поведения (быть человеком, причем не абы каким, а хорошим и понимающим) страшно изматывала его. Так что когда сгущалась тьма, он просто позволял себе немного расслабиться и побыть собой.
Второй котик – назовем его Артист – был юным и игривым. Среди ночи он с воплями просился в спальню, сбрасывал со стола на пол мой мобильник, который, естественно, распадался на части (корпус, аккумулятор, крышка), и гонял их лапой по полу.
Всякое действие мое он воспринимал как игру лично с ним и вообще не мог оставаться без внимания надолго. Если я засиживался за компьютером и забывал о нем, Артист подбегал сзади, прыгал на меня, вцеплялся в спину когтями, затем бежал на кухню и, дрожа от ужаса, прятался под раковиной за мусорным ведром. Мол, я бедный несчастный котик и сейчас меня будут зверски бить. Страх и трепет! Униженные и оскорбленные!
Как-то меня познакомили с одним персидским котиком (будем называть его Востоковед). Спал он уже не на журналах, а на научных монографиях. Вид, как и положено «персу», он имел царственный и брюзгливый.
Хозяев будил рано утром ударом лапы по лицу. Когтей, спасибо, не выпускал. Принадлежность к кошачьей аристократии была для Востоковеда сплошным мученичеством. «Перс», как известно, болеет, если хозяин не капает ему в глаза лечебный состав, не расчесывает ему шерсть двумя видами щеток и не моет его трижды в неделю разными шампунями. Разумеется, сам Востоковед терпеть не мог эти церемонии и, почуяв приближение помывки, прятался под диваном, но долго отсиживаться не мог и в конце концов попадал в хозяйские руки.
Однако жил ли этот восточный деспот только для себя? Безусловно нет. Востоковед чах без поклонения. В частности, не мог есть в одиночестве – без зрителей он умер бы от голода перед миской, полной еды.
Разумеется, не всем рассказам про котиков я верю. Например, сомнение вызывает история про кошку-бандеровку, которая за попытку навязать ей георгиевскую ленточку сломала хозяину два ребра и опрокинула шкаф.
Но думается, что основной посыл я уловил верно. В большинстве своем эти существа демонстрируют свою няшность лишь когда голодны и знают, что ты и только ты стоишь на раздаче. Насытившись же, ласковые и чуткие ангелы начинают царапаться и кусаться. Человечными их делают только неврозы.
Моя персональная картина мира, прежде устойчивая и простая, стала усложняться. Я осознал, что котопоклонницы и котовладелицы никак не могут быть эгоистками. Напротив, их жизнь – это бескорыстное служение существам, которые способны любить только самих себя.
Если есть котик, то муж уже не проблема. Муж понимает человеческую речь, может осознать собственные ошибки, способен на заботу и благодарность. Лишь бы ужился с котиком.
