Моника Макголдрик: «Понять, откуда мы пришли...»

Моника Макголдрик: Когда я получила образование, в США почти не осталось центров по изучению русской литературы, и мне пришлось сменить профессию. Как раз тогда я встретила человека, который занимался психологией, и сразу подумала, что это мне подходит. Это был внезапный порыв. В тот же день я поехала к родителям и объявила, что решила изучать психологию. Они были очень удивлены, но сказали: «Хорошо. Если это то, что тебе нравится, мы не будем возражать».

Вас больше интересует психология семьи, а не отдельного человека. Почему?

М. М.: Семья — это самая первая группа, к которой мы принадлежим. Я никогда не могла понять, почему она всегда находилась на периферии внимания научной психологии. Семья — наш главный ресурс, и она всегда остается с нами. Но у меня были и глубоко личные причины. Мои предки были очень бедными ирландскими иммигрантами в США, и им удалось добиться определенного успеха и благополучия. Но лишь благодаря тому, что они полностью отказались от своего прошлого. Они отреклись от своей бедности, от всех болезненных ассоциаций, связанных с их ирландским происхождением и восприятием этой этнической группы в США. И когда я росла, я ничего не знала об истории своей семьи. Эта тема тщательно замалчивалась, а когда я пыталась о чем-то спросить, мне отвечали, что у нас нет никакой истории. «Мы были просто крестьянами, очень бедными крестьянами, а теперь мы здесь, и у нас все в порядке, — говорили мне родители. — Оставь прошлое в покое». Позже я нашла людей, которые рассказали мне больше. И я помогла своей семье проанализировать, как они относились к самим себе. Мы все поехали в Ирландию — я, мой муж и мои родители. Там я многое поняла про мою семью и мой род. Эта поездка полностью перевернула мою жизнь. До этого я думала, что во всех проблемах моей семьи виновата моя мать. Но внезапно поняла, что она — обыкновенная ирландка. Например, меня всегда бесило, что мама могла вскользь, как бы в шутку, рассказать обо мне что-нибудь смешное и обидное малознакомым людям. Я думала, что это черта ее характера. Но оказалось, что так ведут себя все ирландцы: таков их стиль общения. Как и они, мама отпускала обидные шутки, избегала трудных разговоров, меняла тему, когда ей задавали неприятные вопросы... Я поняла, что это культурный механизм, помогающий ирландцам адаптироваться к трудным внешним обстоятельствам.

Многие могут сказать про себя, что именно родные доставляют больше всего страданий...

М. М.: Сохранять связь с другими очень трудно, быть честным, открытым — еще труднее. Это требует от нас усилий, это нелегко. Но даже те члены нашей семьи, с которыми у нас проблемы, не перестают быть нашим ресурсом, источником силы. Например, я недавно размышляла о судьбе Анны Ахматовой. Мне был особенно интересен исторический контекст ее жизни, ее отношения с сыном. Это трагическая история. Я думаю, что вся горечь и взаимное непонимание в их отношениях были не их личной виной. Всему виной были трагические обстоятельства. Такое случается очень часто: когда семья оказывается в тяжелых условиях, члены семьи часто начинают ссориться, обвинять друг друга. Например, сын обвинял Ахматову в том, что она недостаточно сделала, чтобы спасти его от лагерей, а она ради него фактически продала душу. Но он не мог понять этого, и это невероятно трагично. Если шире взглянуть на то, что пережило общество в годы террора, — люди были вынуждены играть роль, которая шла вразрез со всеми их человеческими инстинктами. Они стояли перед выбором — умереть или стать палачом, предать свои идеалы или предать своих близких... Так работает любой тоталитарный режим — он заставляет одних людей причинять боль и страдания другим людям, в том числе близким, чтобы их контролировать. Таковы внешние обстоятельства. И если взглянуть на то, что происходит внутри семьи, то мы увидим, как люди пытаются выработать защитные механизмы, позволяющие им справиться с этой ситуацией. Они пытаются не замечать, замалчивать, притворяться... Просто чтобы жить дальше.

Тем, кто сохранил детские обиды на родителей, бывает трудно пережить их смерть. Наряду с горем они испытывают еще и чувство вины, потому что не в силах простить родителей, которые были с ними несправедливы или жестоки. Чем можно таким людям помочь?

М. М.: Очень важно попытаться избавиться от этой посмертной обиды. Установить срок давности на ненависть к родителям. В какой-то момент надо сказать себе: «Хватит. Что было, то было. Я это пережил, и теперь нужно двигаться дальше». Чтобы простить своих родителей, нужно попытаться понять мотивы их поступков. Именно поэтому я считаю, что изучать свою семейную историю необходимо каждому.

Один из инструментов анализа семьи, который вы применяете, это генограммы. Их часто связывают с вашим именем.

М. М.: Генограммы — это профессиональный инструмент, который я позаимствовала у своего учителя Мюррея Боуэна*. Но и он говорил, что не сам их изобрел. Так что я точно не знаю, кого считать их изобретателем. Боуэн использовал генограммы как инструмент анализа повторяющихся событий в семейной истории.