В статье с громоздким названием «К установкам общественного сознания, порожденным рабским состоянием» прочитал едва ли не в первых строках: «…снижение интереса к бытовым обстоятельствам». Строка попала в точку и страшно уязвила – это ведь ко всему моему поколению относится. Так вот это откуда! Значит, рабство и в нас не изжито.
Надо было разобраться.
Раньше часто можно было услышать жалобу: быт заедает. Быт был, правда, трудным. Я помню еще время без горячей воды и с общественными прачечными, без холодильника, без ванной. Друг говорил мне, что быт – это косный хаос, которому надо каждый миг противостоять, иначе он тебя согнет и придушит.
Но это было сказано уже в новое время. А раньше при всех неудобствах к быту относились по большей части легко, стараясь его как бы не замечать. Он не был главным. Стихи, кино, концерты, танцы, любовные романы, дружба – это да. А немытая посуда – разберемся завтра или помоем с песнями. Поход в баню – это же в некотором роде приключение. В магазин тоже, потому что можешь достать, а можешь и пролететь мимо. Тогда надо зайти в другой, в третий.
При этом бытом не зарастали. Регулярно протирали столы, полки, фотографии. Скатерть на столе чистая, постель собрана. На спинке дивана модное тогда макраме. В общественных коридорах полы протирали вениками до блеска, согласно расписанию дежурств. Окна мыли каждую весну, обычно под Пасху, и тоже с песнями. Мне эта внутренняя свобода нравилась, голова была занята высокими и веселыми вещами. Быт поддерживали, но не подчинялись ему. Копили, конечно, на сервант или на «стенку», но к мещанам, которые из сил выбивались в поиске и добыче модного гарнитура, относились брезгливо. Потому что не это главное. Сколько тогда было фильмов и спектаклей на эту тему! В ходу было словечко «вещизм».
Боже упаси меня идеализировать то время, но я и сейчас считаю, что не быт главное. И вот ведь странно, при современной бытовой технике быт не требует от нас прежних усилий, а места в голове занимает больше. Впрочем, не у всех. Вероятно, люди, как в пору моей юности, так и сейчас, относятся к нему по-разному.
В домах, где быт выстроен по линейке и с циркулем, я чувствую себя некомфортно. Парадный стиль в них создан в ущерб человеку. Нет уютного угла, легкой неряшливости, которая бы подтверждала, что здесь живут, а не гостят, любовно обустроенного квадрата. Огромные пространства катка, квартира просматривается насквозь. Картины, развешанные по стенам, напоминают о временности галереи. В большом холле хозяева усаживаются смотреть большой телевизор, как одинокие зрители в зале, которых посадили на девятый ряд. В такой квартире только и думаешь о том, чтобы не сделать неосторожного движения.
А вот в квартире моих друзей на полу архитектурные сооружения из книг. На полки все никак не уместить. Но хозяин в разговоре легко достает из многоэтажной пирамиды нужную книгу – не чистый хаос, своего рода порядок. На кухне отбивают время старые, еще из родительской квартиры ходики с гирями, хотя у других давно часы на батарейках. Не из любви к старине, я думаю, а из бытовой непритязательности. Здесь мне хорошо и просто.
Вообще, устройство быта дело очень тонкое и сугубо индивидуальное. Здесь не о чем спорить. Но есть вещи общие.
Несомненное благо: сегодня в городах живут не так стесненно, как несколько десятилетий назад. Мы учились жить в тесноте, конечно, но втайне страдали. Не хватало пространства для укрытия и одиночества. Своего пространства. Нынче в большинстве семей оно есть и представляется делом совершенно естественным. Как естественно, что приезжий останавливается не на квартире у друзей, а в гостинице. Все же чужой человек нарушает распорядок жизни, и он это понимает. Да и ему так комфортнее.
Раньше чужой человек в доме был обычным явлением. Некоторые друзья и родственники задерживались надолго, на недели, а то и месяцы. Разные бывали обстоятельства. Теперь мы дорожим суверенным образом своей жизни. И это правильно. Но иногда я думаю, не вымывает ли это из нас сердечность, открытость, отзывчивость? Желание приютить, откликнуться на чужую беду? Деликатно потесниться, не давая возможности постояльцу усомниться в нашем расположении?
Все это не утверждения, а именно вопросы. Ведь то, что раньше было почти инстинктивным жестом и правилом, теперь нуждается в дополнительном усилии, которое представляется едва ли не жертвой. Новые обстоятельства должны были изменить нас. Или дело только за нашей природой, и бытовой, а стало быть, и психологический комфорт не является для нас первой и главной ценностью? И в любом случае – при чем здесь рабство?
