Тенцзин Гьяцо:«Я могу позволить себе громко смеяться»

Psychologies: В двухлетнем возрасте вас признали реинкарнацией далай-ламы XIII, вашего предшественника. Когда вы осознали уникальность своей личности? Как приняли те обязанности, которые вам полагались?

Тенцзин Гьяцо: Нельзя сказать, что я принял на себя обязанности далай-ламы в один прекрасный день, когда они были на меня возложены. Я считаю и, мне кажется, всегда считал себя воплощением моих предшественников. Окружавшие меня люди тоже были уверены в этом и, естественно, готовили меня к несению моих обязанностей. Но еще раньше, когда я был таким же ребенком, как все, мое подсознательное – особенно в снах – казалось, напоминало мне о той связи, которая существует между мной и предыдущими далай-ламами. Например, я говорил тем, кто был готов слушать, что родился в Лхасе, хотя ни разу там не бывал. И мне так хотелось туда «вернуться». Когда в окрестностях нашей деревни появилась делегация, на которую была возложена миссия найти воплощение моего предшественника, я ужасно разволновался!

Вы когда-нибудь думали, как могла бы сложиться ваша жизнь, если бы этого не произошло?

Т. Г.: Я родился в глубинке, там не было школ – скорее всего без образования я стал бы крестьянином. Хотя я всегда интересовался техникой… Так что был шанс стать трактористом.

Насколько наша судьба предопределена?

Т. Г.: Если я рождаюсь тибетцем, то, конечно, цвет моих волос или разрез глаз предопределены с момента зачатия. Но, с буддийской точки зрения, все остальное находится в постоянном изменении и мы должны действовать в соответствии с обстоятельствами. Какой будет ваша следующая жизнь? До последней минуты, до последнего вздоха этот вопрос не решен. Даже после смерти есть некий переходный период, когда возможны изменения.

Вы покинули дом совсем маленьким. Вдалеке от близких никогда не чувствовали себя несчастным?

Т. Г.: А я никогда не был полностью отделен от семьи. Когда в два года я покинул родительский дом, то вначале отправился в монастырь в Кумбуме, где уже жили двое моих братьев. А еще через два года отправился в Лхасу, и родители обосновались рядом с Норбулингкой, летней резиденцией ламы. Разумеется, мама навещала меня почти каждый день. И все же я отчетливо помню несколько трудных для меня расставаний. Однажды по случаю праздников моя мать провела со мной целую неделю. Когда они закончились, я на самом деле ощутил некий приступ тоски. Из-за отъезда матери, разумеется, но... главным образом из-за того, что надо было снова вернуться к учебе! (Смеется.)

Вам тогда недоставало женской заботы?

Т. Г.: Это не совсем так. (Задумавшись.) Знаете, я был окружен пожилыми монахами, которые уделяли мне много внимания, были привязаны ко мне, постоянно играли со мной. Чего мне, несомненно, не хватало – это общества моих сверстников. Я вырос среди взрослых людей.

Вы часто повторяете, что вы прежде всего простой монах. Но ведь для тибетцев вы – живой Будда…

Т. Г.: «Живой Будда» – это неверный перевод с китайского. «Лама» – это «учитель», то есть некто, обладающий большими, нежели другие, знаниями и потому заслуживающий уважения. И все. По закону винайи (монашеский кодекс. – Примеч. ред.) для лам высокого ранга не полагается никаких исключений. Далай-лама не может уклониться ни от обязанности совершать медитацию, ни от ежегодного ретрита (жизнь в отшельничестве – Примеч. ред.) в течение трех месяцев сезона муссонов. Если в это время мне нужно куда-то поехать больше чем на десять дней, я должен получить разрешение у монашеской коллегии. На заседании будет рассмотрено прошение монаха Тенцзина Гьяцо. Но… одобрят они мое прошение или нет, ехать будет нужно все равно! (Хохочет.)

В ноябре позапрошлого года вы впервые за 12 лет смогли приехать в Россию, в Калмыкию, – до того вам отказывали в визе во избежание трений с Китаем. Что вы чувствовали?

Т. Г.: Это был очень короткий визит, почти как сон. Когда я прилетел, было еще темно, и меня поразило то, что тысячи людей вышли на улицы, а затем, несмотря на снег и мороз, стояли и слушали мою лекцию. У далай-ламы XIII были особые связи с русскими царями. На протяжении многих столетий ученики из буддийских регионов России – Бурятии, Калмыкии и Тувы – приезжали на Тибет учиться. Из этих стран вышли крупнейшие философы. Но после революции практически все контакты между буддистами из Советского Союза и Тибета прекратились, я мог встречаться с бурятами или калмыками только в США или Европе. Россия – великая страна. Люди России прошли через множество испытаний, и сейчас у вас, кажется, более открытое общество.

Вы предложили ученым из университетов Принстон, Гарвард и Беркли исследовать работу мозга буддийских монахов во время медитации. Зачем вам это было нужно?

Т. Г.: Буддийские практики – чрезвычайно мощный и эффективный метод борьбы с негативными эмоциями. Тибетцы прибегают к их помощи на протяжении столетий. Поэтому я предложил моим друзьям-ученым исследовать при помощи самой современной аппаратуры процессы, происходящие в мозге во время медитации.

Например, буддийской медитации сострадания. И результаты были поразительными! В частности, обнаружилось, что некоторые ламы не вздрагивали, когда слышали пистолетный выстрел. Ученые думали, что это рефлекс, который человек не может контролировать усилием воли, а ламы оставались совершенно бесстрастными.

Еще выяснилось, что опытные монахи могут практически безошибочно чувствовать и понимать эмоциональное состояние других людей. Обычные люди воспринимают это почти как чтение мыслей. Они также обнаружили, что у лам практически не активны зоны мозга, отвечающие за страх и агрессию, и очень активны те, что отвечают за радость и творческое мышление. Если ученые подтвердят, что буддийская медитация действительно оказывает такое положительное воздействие на мозг, то все, независимо от вероисповедания, смогут воспользоваться этими практиками.

Есть ли у вас слабости?

Т. Г.: Я ленив. (Смеется.)

Но ведь вы так напряженно работаете!

Т. Г.: Это лень иного рода. Например, когда я приезжаю на Запад, я преисполняюсь энтузиазма и решаю «подтянуть» свой английский. Но, стоит мне вернуться домой, как через несколько дней весь мой пыл улетучивается. А еще в числе моих слабостей – все-таки гнев и привязанность. Я, например, привязан к моим часам и четкам.