Все мужчины делают это: что происходит на мужских тренингах

Парижская школа гештальт-терапии предлагает трехдневный тренинг только для мужчин. На нем журналист Psychologies испытал потребность отстаивать себя, страх перед гомосексуальностью и силу совместных слез. Он вернулся в редакцию преображенным и рассказал, как это было.

Против течения

– И где же этот головастик?

На третий день занятий нужно было найти себе тотемное животное. Я выбрал лосося. Для размножения он поднимается вверх по течению. Опасности на этом пути бесчисленны, задача стоит трудная. Однако он справляется. Ведущий предложил мне лечь на пол. Затем он попросил четырех добровольцев сесть мне на спину, а я должен был прокладывать себе путь через эту плотную массу тел. И в этот момент я услышал, как самый грубый из них, самый неотесанный, Оскар¹, раздражавший меня с первого дня, с усмешкой роняет девяносто кило своего веса на мои ребра: «И где же этот головастик?»

Этот тренинг привлек меня своим девизом: «Если ты мужчина – приходи!». Эта апелляция к мужественности, провокационный характер: да что такое вообще быть мужчиной? Для меня, как и для еще двух десятков личностей мужского пола, собравшихся под этой крышей в нормандской глубинке, это не самоочевидный вопрос.

– Там у входа столько парней смолят свои сигареты, просто ужас! – Эрик, с которым я встретился за стаканчиком спустя некоторое время после тренинга, вспоминает о своих страхах перед его началом: «В детстве я терпеть не мог атмосферу тех мест, где бывают только мужчины. Все эти раздевалки. Это скотство. Присутствие женщины всегда придавало мне уверенности. А здесь я как буду? И как насчет соблазнения? Я вообще-то люблю соблазнять…» Он улыбнулся: такое облегчение сейчас свободно об этом говорить. «Я знал, что среди нас есть гомосексуалы. Я боялся, что меня возжелают, – и что за этим страхом может скрываться мое собственное желание»! Я рассмеялся. «Представляешь, а я потребовал, чтобы меня поселили в отдельной спальне!» Это мы уже проходили…

Мужчины тоже плачут

На довольно раннем этапе тренинга нас заставили устанавливать друг с другом физический контакт, независимо от сексуальных склонностей. Это, наверное, общая практика для мужских групп и уж точно общая для гештальт-терапии, где осязательный опыт играет ключевую роль.

Обняться, почувствовать теплое и уютное человеческое тело, доброжелательное похлопывание по руке, по плечу, – часть той работы, которую нам предлагают.

Одно из упражнений включало объединение в тройки: двое изображали родителей, отца и мать, а третий был «младенцем», свернувшимся между ними. «Все обнялись, это так сплачивает». Это воспоминание заставило Эрика нахмуриться. «Для меня это было сложно. Я задыхался». Он тогда рассказал нам о том, в какой обстановке вырос: авторитарная мать, безликий отец.

Но затем, когда каждый в свою очередь менялся местами с остальными, это дало возможность испытать порой очень противоречивые эмоции, от умиротворения и утешения до угнетенности и тревоги. «Ребенок, которого мы боимся раздавить, – вспомнил я. – Боимся и хотим раздавить». «А в какие-то моменты – огромную радость. Пришедшую очень издалека», – прибавил он.

Слова полились. Выражение эмоций — включая порой и неспособность чувствовать, — наряду с прикосновениями является определяющим для групп мужчин. Осмелиться смотреть друг другу в глаза. «Я из тех, кто жесток по отношению к своим детям, – произнес один из нас. – Столько гнева. Я хочу их убить. Я их люблю, но я мог бы их убить». Повисло молчание. Это было не осуждение того, кто заговорил, а молчание в ожидании чего-то еще. И тогда раздался голос: «И я тоже». Затем еще один. У многих из нас защипало в глазах. «И я тоже, – сказал я. – И я тоже». Спазм рыдания, огромные пузыри слез. «И я тоже, и я тоже». Я почувствовал теплое, утешительное прикосновение к своей руке. Быть мужчиной – это не только это, но и это тоже.

Утраченные иллюзии

В группе мужчин возникает и вопрос о сексуальности. О разной сексуальности.

Мы говорим откровенно, тем более что собрались группами по три-четыре человека, словно в алькове. «Когда я проникаю в нее двумя, тремя, а потом и четырьмя пальцами, я испытываю большую близость, чем когда я это делаю членом, ведь он не такой восприимчивый и умелый, как кончики пальцев», – делится с нами Даниэль, настолько подробно, что нам всем есть о чем подумать. Слово берет Марк: «Когда я хочу заполучить парня, все просто: я хочу засадить ему в зад». И это тоже погружает нас в задумчивость.

– Я никогда не смотрел на это под таким углом, — обронил Даниэль. Мы все рассмеялись. В конце концов, у всех у нас одни и те же заботы: вожделение, соблазнение, трудности с отцом, авторитарная мать или печаль из-за ее ранней утраты, страх одиночества. И порой мы чувствуем себя маленькими мальчиками в мужском теле. «Я уже стар, и у меня больше не встает так, как раньше, – признался один из ведущих. – Видит бог, как я это любил!» Потенция – наша основополагающая сила, но если считать, что она заменяет собой все, она становится лишь иллюзией. Ничто не вечно, как говорят буддисты.

Мальчики стали мужчинами

На веранде, где мы выпиваем, Эрик берет несколько орешков: «Я понял на этом тренинге, как опасно отождествлять себя со своей эрекцией. Долгое время я думал, что мужчине, чтобы оставаться счастливым, нужно сохранять потенцию. Теперь я знаю, что лучше разделить эти вещи». Это хорошие воспоминания. Добрые. Вечерами мы встречались, все, кто там был, за длинным деревянным столом.

– Как монахи, – прокомментировал Эрик.

– Или моряки, – предположил я.

Вино там текло рекой. «Нет, правда, — добавил мой друг, – я в конце концов подумал, что остаться на эти несколько дней без женщин было очень расслабляюще. Мне наконец-то не надо было никого соблазнять!»

Да, был еще тот случай с «головастиком». Когда я был мальчишкой, меня прозвали «головастиком в консервах» из-за очков.

Я страдал. Я был маленьким, одиноким и в очках. И тут вдруг, годы спустя, когда я изо всех сил старался быть лососем, один перед этой стеной мужчин, этой человеческой лавиной, с их запахами, мужскими выкриками, волосатостью, зубами, я почувствовал, как падаю в бездну детства, где все, о чем я просил, – дружеское похлопывание, ободряющая рука на плече. А еще этот грубиян мне, наверное, сломал ребро! Тогда другой ведущий тренинга вмешался, чтобы меня освободить. Но это был еще не конец. «А теперь – дерись! Отбивайся от медведя».

Оскар был медведем. Битва обещала быть выдающейся. Я сражался с человеком вдвое тяжелее меня. Который в конце нам признался, что его третировали одноклассники. Он был самым высоким, «дылдой», и был таким застенчивым, что не осмеливался защищаться: он ведь хотел, чтобы его любили, но не знал, что для этого иногда нужно сражаться, – и поэтому его презирали, ненавидели и осыпали ударами. Мы сцепились. Оскар пощадил мои больные ребра. Но его хватка была твердой, а взгляд – дружеским и мягким. «Давай, сбрасывай все, что накопил. Освобождайся». У него низкий голос, голос мужчины.