Юлий Гальперин: «Музыка – это часть вселенской информации»

Ваша новая музыка, о чем она?

Я попытался создать инструментальные сонеты без слов, песни без слов, с некоторыми непрямыми аналогиями с поэтическими сонетами – их структурами и любовными посвящениями. Это первое сочинение – три сонета из цикла «Венок сонетов» для трубы и фортепиано. Второе сочинение – московская премьера «Le chevalier Volant» «Летающий рыцарь») – концерта для трубы, фортепиано и струнного оркестра. Оно посвящено памяти Консуэло и Антуана Сент-Экзюпери, двух ярких личностей, прошедших непростой путь личных отношений. Оба сочинения написаны для музыкантов, которые стали их первыми исполнителями. Это один из первых трубачей мира Сергей Накаряков (Франция), пианистка Мария Меерович (Бельгия) и Московский камерный оркестр под управлением Владислава Булахова.

Как можно определить стиль вашей музыки?

Это умеренный стиль, не авангард и не минимализм. Он сложился на слиянии двух школ – русской и французской. И произошло это непроизвольно. Переехав во Францию, я впитывал атмосферу этой страны. И в моей музыке появилось больше свободы.

У ваших произведений колоритные и интригующие названия: цикл инструментальных дуэтов «Шахматы», «Испанская партия», «Индийская защита». У Вас есть пьеса «Заблудившийся трамвай. Эссе для кондуктора и 12 пассажиров»…

Да, да, все так… «Заблудившийся трамвай» – это называние стихотворения Николая Гумилева. Музыканты на сцене будут сидеть, как в трамвае, будет звонок впереди, и Кондуктор – он будет дирижировать. Ведь слово «дирижер» в переводе и есть «кондуктор». Это инструментальная пьеса – в некоторой степени инструментальный театр, где текста не предполагается — только игра и некоторая сценическая ситуация.

Зачем нам вообще нужна музыка?

Она – часть мира информации. Она, словно язык эсперанто, не требует перевода, в музыке нет языковых барьеров. Ничто не сравнится с ней по выражению чувств и нюансов, не зря говорится «Там, где начинается музыка, кончаются слова». То есть слова бессильны передать некоторые состояния и оттенки, которые мы переживаем. Меня как-то впечатлило, что бывший французский президент Жискар д'Эстен на вопрос, плачет ли он когда-нибудь, ответил: «Конечно, плачу. Когда теряю близких людей и когда слушаю музыку». Вот такая сила воздействия.

А что музыка значит для вас?

Для меня она – это космос. Космос информации, в котором не знаешь, где кончается сообщение и начинается его переживание.

Вы помните свое самое сильное музыкальное впечатление?

Я с раннего детства любил петь. Приходили в гости взрослые, я становился на стул и с удовольствием пел для них. Через пение я пришел в музыку. Я взрослел, и одно впечатление сменяло другое. Незабываемым был фильм «Карузо». Этот знаменитый фильм послевоенных лет о великом итальянском певце – одно из ярких событий детства, запомнился как что-то ослепительное. Там был эпизод, когда Карузо во сне пел. Я же после этого фильма во сне стал сочинять музыку.

Изменилась ли музыка за последние 25 лет?

Всегда кажется, что меняется все к худшему, а на самом деле это не так. Когда-то, еще в киевском училище, мой учитель Валерий Давидович Подвалá прочитал нам статью о кошмаре и деградации современной музыки. Мы думали, что речь о сегодняшнем дне, а текст был написан в 1497 году. Я запомнил тот урок на всю жизнь. Ростропович, на вопрос: играет ли он современную музыку, сказал: «Да. Это Иоганн Себастьян Бах». Я подписываюсь под этими словами. Я сначала думал, что в этом ответе есть какая-то игра, но это действительно так. Наверное, это так для многих людей, и я здесь не оригинален.