Эмманюэль Беар: «Мне не всегда удается быть сильной»

Psychologies: Вы в очередной раз переехали. Кажется, с вами это случается часто…

Эмманюэль Беар: Да нет. Только каждые два года. (Смеется.)

Вам трудно найти свое место?

Э. Б.: Я, как животные: они кружатся, ищут лучшее местечко, удобную позу, чтобы устроить себе лежку. Вот и я хожу кругами, чтобы понять, тепло ли мне, удобно ли, подходит ли это место для меня. А поскольку идеальных мест не бывает, я и переезжаю. К тому же я никогда не была и, наверное, не буду парижанкой. Я все ищу такой тихий уголок, где можно спокойно выпить кофейку с двумя-тремя людьми, которые мне приятны.

Известность не позволяет вам спокойно попить кофе в каком-нибудь кафе?

Э. Б.: Дело не в этом. Я хочу жить среди знакомых людей, чтобы они понимали, что в 8 утра и, как обычно, не выспавшись я не могу быть такой, какой меня видят в журналах. Незнакомые всегда думают: «Ну вот, оказывается, в жизни она и пониже, и потолще, и не такая уж молоденькая…» Мне спокойнее, если люди не обращают внимания ни на то, как я одета, ни на меня саму.

Вы считаете, что обязаны появляться на публике в косметике, продуманно одетой?

Э. Б.: Я вообще не умею делать макияж. А если бы решилась на это, у меня было бы такое ощущение, будто я новогодняя елка. А вот солнечные очки – это другое дело. Хотя иногда, в плохую погоду, я чувствую, что выгляжу в них довольно нелепо.

Но темные очки надевают и для того, чтобы обратить на себя внимание…

Э. Б.: Нет-нет, они меня защищают. В них меня узнают не меньше, но при этом люди не видят моего взгляда, а это большая разница. Нелегко постоянно ощущать, что тебя изучают. Без очков я чувствую себя раздетой. Хотя не стану утверждать, что известность приносит одни неудобства. Люди говорят вам красивые слова… очень похожие на проявление доброжелательности. И не представляют, как мне это помогает.

Как вы считаете, у окружающих верное представление о вас?

Э. Б.: Так странно думать, что кто-то без твоего ведома составляет о тебе какое-то представление… Хотя нет, на самом деле – с моего: то, что люди видят в моих фильмах, на фото, – все это есть во мне, это часть меня. Такая смесь крайней робости и абсолютной провокации – чтобы защититься. Я такая с детства. В школе могла надерзить учителям, встать посреди урока и просто выйти из класса.

Может быть, такая двойственность оттого, что вы росли в двух противоположных мирах? Ги Беар, ваш отец, – легендарный певец, поэт, композитор; мать – бывшая модель, хиппи, человек богемы…

Э. Б.: Вы правы, это были два разных мира. Я испытываю очень сильные чувства и к отцу, и к матери, но мне никогда не хотелось быть похожей ни на одного из них. У мамы, кроме меня, еще четверо детей – мои братья. Трудные времена наступали под конец каждого месяца. Сначала за неуплату отключали свет, потом телефон, не хватало денег ни на кино, ни на школьную столовую… Мы жили в деревне, там считалось, что лучше недоесть, но выглядеть прилично, а мама, полугречанка-полуитальянка, считала, что лучше быть сытым, чем как-то там выглядеть. Она не понимала, что сверстники смеялись над нами. Вы ведь знаете, как это ранит в детстве. Я страстно мечтала иметь других, нормальных родителей, жить в многоэтажном доме, носить такие обтягивающие модные джинсы... Мне знакомо чувство стыда, желание спрятаться. Отчим носил длинную бороду, джинсы с разноцветными заплатками и розовые рубашки – помню, мне случалось говорить, что он садовник моего отца.

Вы тогда виделись с отцом?

Э. Б.: Только на каникулах: он жил в Париже, а мы с матерью – на юге. Но я постоянно ощущала его присутствие. Он относился ко мне как ко взрослой, и это мне льстило. На мое 10-летие он прислал мне розы. Я была очень горда. В 14 лет я одна уехала к нему на поезде. Я знала, что окончательно покидаю «материнский лагерь», потому что мне был нужен отец. В его доме я встречала таких людей… Например, Луи Арагона, стихи которого мы учили в школе. Я думала, что они все давно уже умерли, а тут вдруг эти люди просто сидят в саду… Но жизнь отца не была организована столь рационально, чтобы включить в себя такую безумную девицу, какой я тогда была. Знаете, ночные отлучки, побеги... В результате папа нашел для меня пансион.

Наверное, непросто – покинуть мать ради отца, а оказаться в пансионе…

Э. Б.: У отца просто не было выбора. Но и в пансионе я жила по-прежнему: была заводилой, плевала на все запреты. И добилась того, что меня исключили. Тогда отец отправил меня в Квебек – пожить в одной семье. Это была последняя попытка меня урезонить, и она сработала. Я прожила в Канаде четыре года… и была счастлива. Мне тогда нужно было освободиться. Именно там я решила стать актрисой – увидела Роми Шнайдер в фильме «Мадо». Потом я снималась для Vogue, потом меня нашел Роберт Олтман, великий режиссер... Правда, фильм, в котором я должна была играть, он так и не снял, но… Было много знаков, направлявших меня на актерский путь.

У вас не было чувства, что вам не хватает родителей?

Э. Б.: Такого не бывает в 17 лет, когда решаешь уйти из-под родительской власти. Только бабушки мне ужасно не хватало!

Бабушка занимала такое важное место в вашей жизни?

Э. Б.: С ней мне с самого детства было лучше всего. Можно сказать, я влюбилась в нее, когда мне было три года. Помню, она мне купила воздушный шарик, а он улетел. Я стала кричать, чтобы она пошла и поймала его, а она сказала, что отправится туда, куда он улетел, но позже. На следующее утро, когда я проснулась, шарик был привязан к моей кровати. Я подумала: вот потрясающий человек, который может ходить на небеса за шариками. У нее в жизни тоже были нелегкие времена – в финансовом смысле. Когда мне было 12, я пообещала ей, что буду рядом всегда и сделаю так, что она будет жить хорошо. И я сдержала слово! Сейчас бабушке 102 года, она живет со мной. Потрясающая женщина. Не знаю, как о ней говорить.

Это она учила вас женственности, обаянию?

Э. Б.: (Cмеется.) Она говорит, что я мужеподобна и совершенно забываю держать себя по-женски. Сама-то она женщина до кончиков ногтей. До сих пор натирает локти специальным кремом – для гладкости кожи. Все прошлое лето я возилась тут с ремонтом: краска, плитка, полы. А она кричала мне сверху: «Чем ты занимаешься, ты губишь свой потенциал!» А я думала: «Да плевать мне на этот потенциал, какая я есть, такая и есть, ну и что, если кому-то не нравится!» Но вообще все эти дамские штучки действительно помогают восстановиться. Сделаешь маникюр-педикюр, чистку лица – и можно снова в бой.