Ева Вэйл: «У нас полно невротиков, зачатых естественным образом»

В России к ЭКО (Экстракорпоральное оплодотворение, от лат. extra — «снаружи», вне и лат. corpus — «тело», то есть оплодотворение вне тела) до сих пор относятся неоднозначно. Как обстоят дела во Франции? Этой технологией может воспользоваться любой желающий?

Во Франции четыре попытки ЭКО оплачиваются страховкой. Но это правило действует только в том случае, если мужчина или женщина действительно бесплодны. Нельзя бесплатно сделать ЭКО просто потому, что захотелось, или из-за психологических проблем — например, когда есть фобия сексуального контакта. Еще одно ограничение — по закону воспользоваться услугой ЭКО может только гетеросексуальная пара. Возможно, в будущем гомосексуальные пары тоже получат к ней доступ.

Какие законы действуют относительно донорского биоматериала?

Институт донорства полностью анонимный. При этом врачи стараются подобрать биологический материал так, чтобы внешне ребенок оказался максимально похож на родителей. Даже если у женщины есть подруга, которая готова отдать ей свою яйцеклетку, она не сможет сделать это напрямую. Она может передать свой биоматериал в банк, но кому он достанется, неизвестно.

Каков психологический портрет донора?

Это добровольцы, которые хотят совершить генетическое пожертвование. Мотивы могут быть разные. Например, женщины, которые брали донорскую сперму, потом отдавали свои яйцеклетки из чувства благодарности. Кем-то движет архаический страх: женщина, имеющая нескольких детей, решила стать донором, чтобы избежать зависти бесплодных подруг.

Проблем не избежать, если искусственное зачатие было для родителей чем-то тайным и постыдным

Говорят, что люди, зачатые с помощью ЭКО, тоже не могут зачать естественным образом. Это действительно так?

У меня нет таких данных.

Принято ли рассказывать детям о том, что они были зачаты с помощью ЭКО?

Обычно это не держат в секрете. Лучше рассказать, и как можно раньше. Также проблем не избежать, если искусственное зачатие было для родителей чем-то тайным и постыдным.

Детей такие рассказы не травмируют?

Травмой может стать что угодно — например, рождение брата или сестры и последующая ревность старшего ребенка. Технология ЭКО — это продукт цивилизации, который отвечает потребностям современного общества. Сейчас все больше пар нуждается в искусственном оплодотворении. Двадцать лет назад в нашем госпитале говорили, что, когда придет время рассказать ребенку о тайне его рождения, все будут зачаты таким образом.

Нынешние дети могут спрашивать друг у друга на перемене: «А ты как был зачат? Естественно или искусственно?» Вопрос не в том, говорить или нет, а в том, как об этом говорить. Во Франции есть даже специальные книги, которые помогают родителям правильно преподнести этот факт ребенку.

Ева Вэйл: «У нас полно невротиков, зачатых естественным образом»

Что вы можете сказать о расщеплении фигуры отца на биологического и социального?

Мы не говорим: «биологический отец», мы говорим: «передатчик генов». Сперма — это еще не отец. Процесс беременности очень важен, он позволяет «присвоить» ребенка физиологически и психологически, в том числе и отцу. А некоторые женщины даже забывают, что ребенок был зачат искусственным образом.

Некоторые теоретики трансгенерационной передачи считают, что информация передается даже на уровне генов. Если это так, то человек, рожденный с помощью донорского материала, никогда не сможет получить доступ к своему «наследству»?

Возможно, это действительно так. Но во Франции доноры спермы и яйцеклетки воспринимаются только как доноры. Родителями считаются те, кто выносил, родил и воспитал ребенка. В Америке, например, вся информация о донорах открыта: любой человек может узнать, кто был передатчиком его генов. Во Франции другая культура, она защищает тех, кто прибегает к технологии ЭКО.

Но защищает ли она от трансгенерационной передачи травмы?

Разрыв в генетической передаче не исключает передачи трансгенерационной, фантазматической. Вопрос в том, была ли восстановлена и психологически присвоена цепь поколений. У нас полно невротиков, зачатых естественным образом. Возможно, с психологической точки зрения у человека с генетическим разрывом все будет в порядке.

Будущим родителям очень важно понимать, зачем им на самом деле нужен ребенок

Анонимность донора не повышает страх потенциально возможного случайного инцеста?

Разумеется, риск встретить на улице гипотетического родственника существует. Но статистические исследования утверждают, что он минимален. Во Франции действует закон, согласно которому человек может стать донором не более трех раз. Конечно, все эти страхи присутствуют в бессознательном. Я думаю, нам нужно расширять пространство психоаналитической теории и по-новому осмыслять эту непростую тему.

С какими еще страхами и внутренними конфликтами сталкиваются ваши пациенты?

Как правило, мы имеем дело с вопросами, которые связаны с инфантильной сексуальностью. Люди приходят в клинику, чтобы воспользоваться возможностями медицины. Но в психологическом плане они похожи на детей, которые обращаются к некому взрослому, который разрешил бы им проявлять взрослую сексуальность.

Женщины и мужчины хотят понять: почему это случилось именно со мной? Почему я не могу зачать ребенка естественным образом? Почему именно я — дефектное звено в цепи поколений, которое не может продолжить род?

У них возникает ощущение тревожащей странности, о которой писал Фрейд. Все эти вопросы возвращают пациентов к их собственным инфантильным фантазиям о том, откуда берутся дети. И ответ здесь может быть один: это результат сексуальных отношений.

Дальше партнеры начинают задумываться: «Тот ребенок, которого я ношу (или которого выносила моя жена), он мой или нет?»

Наша работа будет заключаться в том, чтобы выстроить психологическую связь и провести генеалогическую цепь к ребенку, который генетически не принадлежит своей семье. Будущим родителям очень важно понимать, зачем на самом деле им нужен ребенок, чтобы потом с уверенностью сказать малышу, как сильно его ждали.

Ева Вэйл

Об эксперте

Ева Вэйл – член Парижского психоаналитического общества (SPP), член Международной психоаналитической ассоциации (IPA), научный сотрудник Центра исследования психоанализа и медицины Сорбонны (Paris I, Paris VI).


Перевод: Ольга Чекункова