Легкая и воздушная Ингеборга. Ускользающая и недоступная. Вот уже 15 лет она, сияя, рассказывает многочисленным интервьюерам о своей насыщенной, полной позитивных эмоций жизни между Москвой, Лондоном, Вильнюсом, Голливудом, Парижем. О дружбе с Джоном Малковичем и работе с Томом Крузом. О взаимопонимании с английским мужем и своей любви одновременно ко всем пространствам, людям и проектам, с которыми связывает ее жизнь. Рассказывает, умудряясь не сказать практически ничего лично про себя... и при этом оставить необыкновенно светлое, приятное впечатление. Потом, уже визируя это интервью, она категорически попросит убрать из своей биографии любые точные даты: «не помню», «не соответствует имиджу»...
Я встречаю Ингеборгу у дверей чайного клуба, и первое, что слышу после приветствия: «А мне сейчас хочется кофе…» Пять минут спустя: «Очень душно, вам не кажется? Мы здесь долго не высидим». После этого мы разговариваем около двух часов, подливая время от времени черный китайский чай в маленькие деревянные чашки, и терпению Ингеборги нет предела. В своей хрустящей белой рубашке и джинсах, с чистым, без косметики, лицом она кажется девушкой, живущей словно параллельно нашему времени, своему возрасту и образу жизни. Но во взгляде ее я замечаю скрытую печаль – тень усталости? – которая делает Ингеборгу совсем другой, почти неузнаваемой. Она напоминает мне вдруг повзрослевшую Нину Заречную из чеховской «Чайки», которая отправляется завтра, конечно, не «в Елец в третьем классе с мужиками», а в Лондон, самолетом и, скорее всего, в бизнес-классе, но сути впечатления это не меняет. Та же растерянность и вера актрисы, несущей свой крест, и печать «бесприютного скитальца»… Что ею движет – «охота к перемене мест»? Страх упустить что-то важное? Талант жить настоящим? Возможность одновременно быть везде и нигде? Нежелание (или неумение) найти на этой земле свою единственную, устойчивую точку опоры? Будто услышав мои мысли, Ингеборга принимается перечислять новые работы в кино, а это три российские картины и одна французская. «Получается, – смеется она, – что сейчас я живу довольно интенсивной жизнью: за три недели 17 перелетов! Наверное, мне пора чуть-чуть посидеть на одном месте...»
Psychologies: Вы передвигаетесь по миру так стремительно, словно боитесь привязаться к чему-то, завязнуть в одной точке...
Ингеборга Дапкунайте: Да нет, ну где же мне завязнуть! Ведь если актер не работает в стационарном театре, передвижения неизбежны. Я привыкла жить так: есть период работы, а потом он заканчивается. И внутренне не ощущаю завершение очередного проекта как конец всему. Хотя однажды так было: когда семь месяцев восемь раз в неделю я играла один спектакль («Оговорка» с Джоном Малковичем, в Чикаго. – Прим. ред.). И когда мы перестали играть, наступило ощущение вакуума. То, что по-медицински, наверное, называется «депрессией». Было трудно. Но потом началась другая работа – и все вновь завертелось.
Вы успели пустить корни в тот проект?
И. Д.: Нет, не корни, а маленькие корешки. Мне очень нравится рутина. Может быть, потому, что долго такие периоды в моей жизни никогда не длились. Я бы соврала, если бы сказала, что ни к чему на этой земле не привязана. У меня есть семья, друзья, муж…
Привязанность означает взаимные обязательства, готовность вкладываться в отношения, их поддерживать. Вам это удается?
«МНЕ НРАВИТСЯ ТО, ЧТО ОБЫЧНО НАЗЫВАЮТ РУТИНОЙ. ХОТЯ ПОДОБНЫЕ ПЕРИОДЫ В МОЕЙ ЖИЗНИ НИКОГДА НЕ ДЛИЛИСЬ».
И. Д.: (Тихо.) Я стараюсь… Чувствую свою ответственность за близких. У нас очень хорошие отношения с сестрой, ее мужем, детьми. Я часто бываю у нее в Париже. Вот недавно я снималась там, и мы с ней практически не расставались. Она для меня – товарищ и даже более. Мне с ней просто, в том смысле, что я знаю: мы будем смеяться над одними и теми же вещами и ругаться на то же самое. Но у каждого из нас своя жизнь. Как и у наших родителей – они еще достаточно молодые. Мы общаемся по телефону.
И с мужем вы, похоже, тоже чаще общаетесь по телефону. Что держит ваши отношения?
И. Д.: Не знаю, мне трудно судить, потому что я – внутри них. Мы вместе уже 16 лет – значит, есть что-то, что нас связывает? А анализировать, что и как, мне сложно…
И вы никогда не слышите: ну почему ты так редко бываешь дома?
И. Д.: (Хохочет.) Ни-ко-гда в жизни этого не было! Все же понимают, в чем заключается моя профессия. Не представляю, чтобы меня кто-то упрекал! «Не хочу, чтобы ты летала»? (Снова заливается смехом.)
Есть что-то в вашем летучем образе жизни, что вам не нравится?
И. Д.: Конечно: усталость, отекание ног в самолете – многое! Потеря вещей, задержка багажа, опоздание на рейс... Однажды я прилетела на съемки в деревню и в ожидании багажа, который не могли найти, каждый день стирала свою маечку и утром надевала заново. А когда я позвонила близким и пожаловалась, они сказали: «Удивительно, что это не случается у тебя чаще!» Зато когда пришел чемодан, было столько радости!
И это все минусы? Похоже, вам удается жить по принципу: измени то, что ты способен изменить, и принимай то, что изменить не в силах...
И. Д.: Конечно же, нет, мне не удается так жить! Я живой человек и часто задаю себе вопросы. (Вздыхает.) Все ли правильно в моей жизни? И что такое вообще – жить правильно? И что будет дальше?
И как вы себе отвечаете?
И. Д.: Я чаще перекладываю ответ на неопределенное будущее. И думаю о конкретных вещах. Вот мне, например, каждое утро нужно сделать зарядку. Расправить кости, растянуть мышцы. Обязательно. Это как глоток воды с утра. Когда я двигаюсь, я себя лучше чувствую. А зарядка – это самый подходящий для меня способ двигаться. Конечно, можно найти массу отговорок, чтобы не приступать к упражнениям, но… я просто начинаю. И все.
Ваши коллеги говорят о вас противоречиво: жесткая, великодушная, невероятно трудолюбивая, ребячливая, простраивающая отношения с людьми... Что вы об этом думаете?
И. Д.: (Смеется.) Очень здорово говорят! Но самой о себе сложно судить. Вот, например, что такое трудолюбие? Иногда нами движет боязнь позора. Иногда – наслаждение процессом, иногда…
Желание заработать денег.
И. Д.: Очень редко мною движет желание заработать денег. Как ни странно, мне нравятся трудности, потому что мне интересно их преодолевать.
В вас есть желание доказать себе что-то? Спортивный азарт?
«Я – ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК И ЧАСТО ЗАДАЮ СЕБЕ ВОПРОСЫ. ВСЕ ПРАВИЛЬНО В МОЕЙ ЖИЗНИ? И ЧТО ТАКОЕ ВООБЩЕ – ЖИТЬ ПРАВИЛЬНО?»
И. Д.: Нет… Я не могу вложить это в слова… Но вот если я снимаюсь целый день, 12 часов, и жутко устаю, то наступает момент, когда вся жизненная шелуха куда-то девается. Все мелкие заботы, вопросы уходят. И вот в этой физической и умственной изнуренности есть определенная свобода, которую я объяснить не могу. Вообще со временем я почти перестала объяснять, оценивать, наклеивать ярлыки – на себя, других людей, события. Какой сегодня был день? Удачный или нет – какая разница: он был и другим уже не будет. Бывают дни, когда лучше вообще не вставать, потому что все идет не так. Но и в подобном дне ты вдруг находишь какие-то важные для себя события… Дело не в том, что у меня такое уж позитивное мышление. Но раз я здесь – куда уж деться, надо действовать! Наверное, моя хорошая черта в том, что я почти никогда не держу зла. Если мне и можно приклеить этикетку, то эту. И не потому, что я такая добрая, – просто память перестает хранить гадости. Что неплохо! (Смеется.) Я позлюсь – и все уходит. Не могу мстить. У меня была однажды возможность позлорадствовать. В начале карьеры я работала с одним режиссером, который относился ко мне плохо и постоянно говорил неприятные вещи. Много лет спустя я его встретила на вечере, где мне вручали «Нику» – мизансцена как в мелодраме! – и… вдруг поняла, что у меня нет никаких злорадных чувств.
А зависть у вас есть? К примеру, вы сидите в гримерке с Томом Крузом и думаете: да, он талантливый, но чем я хуже? И почему он работает в Голливуде, а я нет?
И. Д.: (Протестуя.) Что вы, наоборот! Какая зависть? Это умнейший человек и очень хороший актер! Как можно сравнивать? Я не родилась там, где он, и не жила его жизнью. Так и любая девочка может прийти и сказать: «Я ведь не хуже Дапкунайте, почему у Балабанова снимается она, а не я?» Может, она и правда будет талантлива, но случилось именно так.
Вы и правда умеете простраивать отношения с людьми, которые могут быть вам полезными?
И. Д.: (Ингеборга едва заметно краснеет.) Нет, я не строитель отношений. Я стараюсь общаться с людьми, которые мне нравятся, мне интересны. А родных людей любят не за что-то или «потому что». Ведь любишь без всяких условий. И я не представляю, что должно случиться, чтобы мои привязанность и доверие к близким людям пошатнулись.
Вы росли с бабушкой, родители подолгу жили в Москве и других городах. Вы не чувствовали обиды на них?
И. Д.: (С улыбкой.) Никогда. Ни-ко-гда! Мне было очень органично жить без родителей – ведь другого я не знала. У бабушки была большая семья: мои дядя, тетя, братья и сестры. Появление папы и мамы я воспринимала как обычный тинейджер: «Ага, приехали родители, они очень по мне соскучились! Я тоже по ним соскучилась. Черт, значит, придется все каникулы проводить с ними, а не с пацанами, вот досада!» Какие родители, когда вы растете? Нужны только друзья, и все! Я считаю, мне крупно повезло: все ребята в школе ворчали, что мама и папа их как-то ограничивают, что-то запрещают. А мои, наоборот, по отношению ко мне чувствовали себя виноватыми! Но, впрочем, тогда я даже не ощущала этого. У нас всегда были прекрасные, теплые отношения.
«ГЛЯДЯ НА СЕБЯ В ТЕЛЕВИЗОРЕ, Я ДУМАЮ: «ОНА НЕКРАСИВАЯ, НО ТАКАЯ ЖИВАЯ – НА НЕЕ МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ!»
Кто в детстве был для вас образцом женственности?
И. Д.: Фотография в журнале «Бурда» – реклама ополаскивателя, на которой была изображена женщина в белом пуховом свитере с сильно накрашенными ресницами и ярко-голубыми глазами. Вот эта женщина мне казалась верхом красоты – лица с обложек «Огонька» или «Работницы» не шли с ней ни в какое сравнение! А вообще-то я никогда не ценила женственность как таковую. Я выросла с мальчиками, мне с ними было интереснее. И сейчас, когда мне случается видеть себя по телевизору, я думаю: «Она некрасивая, но такая живая, на нее можно посмотреть!»
Вы в детстве всегда праздновали в семье католическое Рождество. Эта духовная составляющая осталась в вашей жизни?
И. Д.: Я понимаю, что ваш журнал интересуется серьезными вопросами, но есть вещи, о которых не хочется говорить ни с кем. Это интимно. Будь моя воля, я бы никогда не говорила и о семье. Потому что свою публичную жизнь я выбрала себе сама, но мои близкие ее не выбирали, и выставлять их напоказ мне не хочется.
Хорошо, я спрошу иначе. На нашем сайте мы предложили читателям написать письмо Богу. О чем бы написали вы?
И. Д.: Я бы поблагодарила его за все, что у меня есть, только и всего. Когда в самолете начинается большая турбулентность, я думаю: «Конечно, если я приземлюсь, стану добрее, лучше, позитивнее. Ну а если я шарахнусь, то вообще-то жизнь была очень неплоха!» (Смеется.) Учитывая частоту моих перелетов, эти мысли о высоком посещают меня постоянно!
Тема «Досье» этого номера: «
И. Д.: Я – Ингеборга Дапкунайте. Если бы вы задали этот вопрос лет десять назад, я бы ответила, что я – актриса. Я бы умерла, если бы не играла. Сейчас, если мне скажут, что завтра я перестану быть актрисой, я спрошу: совсем-совсем? Ну… ладно, что поделать. И я уверена, что придумала бы что-нибудь другое для себя. Потому что в жизни – убеждаюсь в этом все больше – столько всего интересного! Главное – не создавать ограничений у себя в голове.
Наше главное ограничение – это время нашей жизни.
И. Д.: Да, я задумываюсь об этом. Но не в смысле: ах, что же я буду делать в старости? Ведь уже и завтра кирпич может на голову упасть. Поэтому очень серьезно думать об этом не хочется. И пока могу, не буду.
Личное Дело
- 20 января родилась в Вильнюсе (Литва). Ее отец был дипломатом, мама – метеорологом. Позже родилась ее сестра. Жила у бабушки, которая работала зав. труппой в Вильнюсском оперном театре. В четыре года впервые вышла на сцену – в опере Пуччини «Чио-Чио-сан».
- Окончив Литовскую консерваторию (факультет хорового и театрального искусства), принята в труппу Каунасского драматического театра, выходит замуж за коллегу – актера того же театра; переходит в Вильнюсский молодежный театр, которым руководит Эймунтас Някрошюс.
- Главная роль в фильме Исаака Фридберга «Ночные шепоты».
- Роль Кисули в «Интердевочке» Петра Тодоровского приносит ей всесоюзную известность.
- Получает премию «Золотой Овен» за роль в картине Дмитрия Месхиева «Циники»; играет в спектакле Чикагского театра и «Уэст-Энда» (США) Slip of the Tongue («Оговорка»), который поставил английский режиссер Саймон Стоукс, ее партнер – Джон Малкович.
- Разводится с первым мужем и выходит замуж за Саймона Стоукса, переезжает в Лондон.
- Получает премию «Ника» за роль в «Подмосковных вечерах» Валерия Тодоровского; играет Марусю в фильме Никиты Михалкова «Утомленные солнцем», который получает «Оскар» и Большой приз жюри 47-го Каннского фестиваля.
- Играет роли в американских картинах «Миссия невыполнима» Брайана де Пальмы (с Томом Крузом) и «Семь лет в Тибете» Жан-Жака Анно (с Брэдом Питтом).
- Роль в картине Алексея Балабанова «Война». Главная роль в телефильме Эмили Янг «Поцелуй жизни» (Великобритания). Играет в Лондоне в спектакле «Монологи вагины» по знаменитой пьесе Ив Энслер.
- Играет в спектакле «Клоака» в Old Vic Theatre (Лондон) в постановке Кевина Спейси.
- Участвует в проекте Первого канала «Звезды на льду» (в паре с Александром Жулиным).
- Роль в «Новой земле» Александра Мельника (в прокате с 28 августа). Съемки в фильмах Кристиана Каррийона «Прощай» (Farewell), Алексея Балабанова «Морфий» и в картине Андрея Прошкина «Август» (рабочее название).
