Риз Уизерспун: «Я сложный человек. Как и все»

У нее складочки у губ и лучистые морщинки у глаз. «Это да! Я даже спросила у своего косметолога, что бы такое с ними сделать. А она мне сказала: они от смеха, Риз. Что значит: вы слишком часто смеетесь». И я сделала вывод: а и ладно, раз они от смеха. Я-то думала, не дай бог от возраста!»

Риз Уизерспун опять шутит и смеется. Она действительно часто смеется. И разнообразных улыбок у нее, как выясняется, немало: ироническая, извиняющаяся, задорная, лирико-романтическая, заговорщицкая, язвительная, пародийная, восторженная. Она, прекрасная блондинка из Теннесси, с самого что ни на есть «унесенного ветром» Юга, настоящая southern belle — красотка-южанка, чужда неприступности плантаторских дочек и звездного высокомерия. Она считает шутку лучшим «приговором на судебном процессе жизни», и после своего актерского подвига с «Дикой» (реж. Жан-Марк Валле, 2014) и продюсерского с той же «Дикой» и «Исчезнувшей» (именно ей принадлежит идея экранизировать роман Джиллиан Флинн) она вернулась к тому, что принесло ей наше обожание, — к комедии.

Ей вообще нравится жить и играть под маской блондинки, из которой она некогда создала «блондинку в законе», манифест личного «ризского» феминизма: ее кукольная блондинка использовала сексистские предрассудки в целях, лежащих далеко за пределами отношений полов.

Когда мы встречаемся в баре отеля на Беверли-Хиллз, Риз и выглядит так — улыбчиво-кисейно-коварно: на ней белое винтажное платье четкого кроя, но в легкомысленный цветочек, а внизу — высокие тяжелые белые ботинки на шнурках. Ее миниатюрность уравновешивается устойчивостью. Как ее комедии — реалистичностью. И как ее трезвая, открытая практичность — иронией.

Риз Уизерспун: Вот странно, меня постоянно спрашивают, почему у меня, с моей, так сказать, романтической внешностью — рост 156 см и эта моя белесость, — совсем нет ролей слабых женщин. Да потому что я таких не знаю! Слабая женщина — это же просто нереалистично. Мы все вынуждены быть сильными — жизнь выманит из любого укрытия.

Psychologies: Вам легко говорить, вы всегда были на виду, в том числе и у жизни, — сниматься и зарабатывать начали во сколько лет, в семь?

Р. У.: Да, но дело не в этом. Я просто смотрю на вещи трезво и никогда не использовала розовые очки. Не исключено, мой практицизм от воспитания. Я ведь с Юга и воспитана в твердых протестантских стандартах — чувство семьи и традиций, уважение к труду, цельность воззрений.

Для южан, как мы знаем, характерен и определенный консерватизм…

Р. У.: Оборотная сторона безусловного реализма. Мы практичны. И не слабы — все женщины в нашей семье были сильными личностями. Моя мама в 20 лет осталась без матери, которую очень любила, между ними была особая связь. Но она не позволила комплексу сироты, обиженной жизнью, взять над собой верх. Я только недавно узнала, как по-настоящему много для нее значила мать. Нет, я помню, в детстве, когда кто-то из родственников вспоминал бабушку, она была на грани слез… Но всерьез я задумалась об этом только сейчас, играя в «Дикой». А там героиня как раз теряет мать. Я позвонила маме и попросила поговорить со мной об этой потере, о том времени. И знаете, это был наш первый разговор за всю жизнь — не о нас, не обо мне, не о бабушке, о ней она и раньше рассказывала. Мы ведь так редко разговариваем с родителями о них самих! И вот мы с мамой наконец разговаривали. О том, что она чувствовала, когда в больнице держала свою маму за руку. Когда видела приближение ее смерти. Когда понимала, что остается без самого важного в своей жизни человека. О том, каким человеком ее хотела видеть бабушка. О том, как она старалась им стать. И стала.

Родительские ожидания — сильный стимул для нашего развития. У вас тоже он был?

Р. У.: Смешно, но скорее наоборот — родители всегда вынуждены были смиряться с моими стимулами. Они даже молили меня не торопиться. И называли меня в детстве «типчик А» — от «типа А», ну, вы знаете, когда-то кардиологи и психологи совместно разработали эти градации людей по степени предрасположенности к сердечным заболеваниям. Родители же у меня врачи. Тип А — трудоголик, немножко карьерист, он карабкается, достигает, ненавидит двусмысленности. Организован, склонен к соревнованию. Это правда я, поэтому свою первую продюсерскую компанию я честно назвала — «Тип А»… Для меня мы сами — свои герои и свои спасители. Мне было лет 18, когда я поняла — родители не оплатят мою учебу и содержать меня не в силах. Все, что я собираюсь сделать в жизни, я должна сделать сама. А когда в 22 у меня появилась дочь Ава, это чувство стало даже сильнее: кем я собираюсь быть для этого маленького человека? Собственно, этот вопрос встает перед любым, у кого появился ребенок. И ты заглядываешь в себя… так глубоко, что теряешь разум!

Рождение Авы стало для вас революционным событием?

Р. У.: Совсем нет, это было так естественно для меня. Все эти вопросы, тревоги… Для меня, «типчика А», вообще естественно — тревожиться. Настоящей революцией было вступление детей в подростковый возраст — когда ты уже ясно видишь их грядущую независимость. Тогда-то я и отложила кино, в первый раз сделала, так сказать, «карьерную паузу» — чтобы быть рядом с ними, не утратить связи. Вообще их мнение стало самым важным. Когда мы начали делать «Дикую», я решила… ну, сказать детям — Дикону было 10, Аве уже 13, и она с подружками мои фильмы смотрит, — что там предполагаются довольно откровенные сексуальные сцены. Их первой реакцией было: нет, мама, нет! Но как-то я их убедила, что они многое скажут о героине и зритель сможет ей искренне сопереживать... А когда фильм был готов и они его посмотрели… Знаете, это было чем-то особенным — получить одобрение от собственного тинейджера! Я вообще с благодарностью принимаю внимание детей. Тут недавно услышала от Авы: «Мама, ты же сама сказала, что пить воду с лимоном полезно!» И чуть не разрыдалась: бог ты мой, она слушает, что я ей говорю!!!

А вам самой сцены секса дались легко? Вы ведь раньше не играли подобного?

Р. У.: Да я была в панике! И при этом не сомневалась: очень важно, чтобы эти сцены со всей их откровенностью были в фильме. Понимаете, слишком часто женщины чувствуют какую-то вину за собственную сексуальность, за сексуальное поведение. И мы все воспитаны в убеждении, что секс по случаю — это стыдно, это твоя вина, ты не можешь пользоваться той же свободой, какой общество разрешило пользоваться мужчинам. Ведь оно по-прежнему осуждает женщину, если у нее несколько партнеров. И мне важно было прямо сказать, что женщина не должна стыдиться себя и своего сексуального поведения. Что сексуальность может быть такой же силой, как и все другое в человеке. Что свободы всем нам, вне зависимости от пола, должно быть выдано поровну. А не дают, так надо самим брать. А мы… Ну, вы сами знаете, мы какие-то стеснительные. Вы видели хоть одного мужчину, который отрицал бы свой успех, боялся бы что-то возглавить, отказывался? А мы сплошь и рядом. Я и сама такой была. До 31 года все переживала: какая я мать? какая актриса? хороша ли я? Теперь я сказала бы той себе — перестань терзаться и разрываться. Это просто непродуктивно. Мне в этом смысле интересно смотреть на 16-летнюю дочь — она уже почти зрелый человек.

Вы специально работаете над тем, чтобы ваши дети могли повзрослеть, узнать жизнь? Ведь непросто стать зрелой личностью, когда твои родители — кинозвезды…

Р. У.: Не сказала бы, что работаю… но недавно я снялась в фильме «Ложь во спасение». Об американке, которая согласилась принять беженцев из Южного Судана в своем доме в США. И мы создали Фонд помощи жертвам гражданской войны в Судане. А поэтому поехали в Южный Судан. Я взяла с собой Аву. Ей было 14, и она все это увидела: увидела мальчишек возраста ее брата, которые спали на бетоне, для тепла сбившись всемером в какой-то странный клубок; женщин, рожавших на голых металлических столах, а их маленькие дети сидели рядом, почти без одежды — у них не было одежды… И этот потрясающий дух — дух жизни, преодоления. Вы бы видели этих людей! Они благодарили наш фонд так открыто... Там на самом деле столько радости… Я рада, что Ава была там. Она, правда, не говорила об увиденном ни слова потом еще несколько дней. Это был только ее опыт, я поняла. И это было важно для меня.

Но почему это было важно для вас — взять ее с собой? Четырнадцать же лет!

Р. У.: Они должны знать, что такое бедность и горе. Что они есть в мире и имеют к каждому из нас прямое отношение. Но Ава вообще социально мыслящий человек, она ведь из поколения, которое живет уже не внутри своей жизни только, а в мире.

Но и в жизни ваших детей происходили потрясения. Они не страдали во время вашего развода?

Р. У.: Я страдала, как я теперь понимаю, больше. Сначала держалась… Вернее, вброс адреналина держал меня на плаву, а месяцев через десять… Что-то вроде посттравматического синдрома. Было Рождество, я должна была с кем-то встретиться в ресторане Музея Гетти, но застряла на парковке. Нет, застряла буквально: не могла выйти из машины. Не могла заставить себя идти. Не могла встретиться с другими живыми существами. Я была будто парализована. Где-то играет музыка, ранние сумерки, начинают загораться огни магазинов, в машине становится все холодней… А выйти из нее ты не можешь. Просто не в силах… Я вышла из машины тогда совсем другим человеком. И не знаю, что бы было со мной, не будь у меня подруг. Это они тогда будили меня, поднимали с кровати, собирали детей в школу и отвозили. Они на концерты меня водили! Представляете, я до 30 лет никогда не бывала на концертах! Я поняла тогда, как мало я жила до развода, как насыщенно и бедно одновременно! Знаете, мы с Райаном (Райан Филиппе, актер, бывший муж Уизерспун. — Прим. ред.) расстались, как я теперь понимаю, не по какой-то конкретной причине. Мы расстались, потому что вышел наш срок. Мы же поженились такими молодыми и потом как пара были всегда на виду, вся жизнь проходила под камерами. И то и другое — испытание. Но я горжусь тем, как мы это пережили. И горжусь Райаном– он потрясающий отец и так много времени проводит с Авой и Диконом. Мы постарались свести последствия нашего развода для них к минимуму. Хотя меня он изменил: я осознала, что я не победитель. А сложный человек. Как и все.

Но теперь-то у вас все в порядке? Удалось вам четверым создать новую семью?

Р. У.: Джим (Джим Тот, актерский агент, второй муж Уизерспун. — Прим. ред.) всех поддерживает, вдохновляет. Просто по натуре. И это так чувствуется… Детям не нужен был второй отец, у них есть прекрасный первый. Так что семья сложилась просто. Все друг другу родные, а какое конкретно родство — не уточняется. Вот Ава по-матерински относится к двухлетнему брату. С самого его рождения занималась им, купала — и я была в восторге: кто-то кроме меня боится, что он выскользнет из рук!..

Вы говорили про подруг. А ведь женская дружба так часто подвергается сомнению…

Р. У.: А вот мои подруги — самые близкие мне люди. С лучшей подругой я познакомилась, когда мне было 18, я приехала в Лос-Анджелес, сняла квартиру и просто постучала в дверь напротив: извините, я только вселилась, никого тут не знаю… А девушка, которая открыла дверь, отвечает: вот именно, только приехала, никого тут не знаю! И вот уже 20 лет мы не расстаемся. А потом я ходила на курсы йоги для беременных, когда ждала Аву, и с тех пор наша группа дружит. Как бы мы ни были заняты, обязательно собираемся по субботам. Знаете что… В нашем мире многое женское подвергается сомнению. Но это не причина нам самим сомневаться в себе.