В один прекрасный день я открыла почтовый ящик и достала письмо. Меня извещали, что я попала в выборку кандидатов в присяжные заседатели и, возможно, меня вызовут в суд. Еще мне напоминали, что это мой гражданский долг, и указывали причины, по которым я могу отказаться... Прошло полгода, и я получила повторное письмо, где уже были указаны дата, время и место заседания. Занятий у меня в этот день не было, и ничто не мешало посетить Московский городской суд. В тот момент я не предполагала, что меня прямо сразу «возьмут в оборот». Я зашла в большой зал, где собралась разношерстная компания: пенсионерки, говорившие в основном о внуках, мужчины и женщины средних лет, причем некоторые выглядели не очень привлекательно и не внушали доверия. Я встала в очередь, меня отметили, потом всем раздали анкеты и попросили внести свои данные. Дополнительно, уже лично, задавали только один вопрос – о профессии. Затем мы перешли в зал суда, где сидел судья в мантии и его помощники. Слева от него расположились обвинители, справа адвокаты, а за стеклом уже сидел и подсудимый, мужчина средних лет. И там же были длинные скамьи для присяжных заседателей, два ряда. Обвинители были мне не знакомы, но адвокатов я всех знала в лицо; это были медийные люди, что свидетельствовало о серьезности дела, которое нам предстояло разбирать. Присяжные вообще рассматривают только дела о тяжких и особо тяжких преступлениях. Я не имею права разглашать подробности, могу лишь сказать, что речь шла о семейном насилии.
Судья огласил список вопросов, по которым кандидатура присяжного отводилась. Был ли под судом и следствием, имеются ли дети младше трех лет, работал ли в органах дознания или на таможне, подвергался ли насилию... После каждого вопроса к столу судьи подходил кто-то из нас и давал объяснения, по которым его кандидатура отклонялась. В конце концов объявили фамилии присяжных заседателей, выбранных коллегией адвокатов и обвинителей: 24 человека (12 присяжных плюс 12 запасных). Я была первой за чертой, то есть в списке запасных. Очень скоро я поняла, почему нужны запасные: многие выпадают из процесса либо по объективным обстоятельствам, либо сами находят причины добиться самоотвода.
Особо тяжкие преступления слушаются в закрытом режиме, так что зал был пустой все дни заседания. Нас предупредили, что мы освобождены от работы и будем получать вознаграждение в размере нашей зарплаты. Поскольку я преподаватель, то мне удалось и на работу ходить тоже – по пятницам и субботам, когда мы были свободны от судебных заседаний. Все слушание дела заняло чуть больше месяца, каждый день с 10 часов утра.
Нам в первый же день отвели комнату, она прилегает к залу судебных заседаний, там были кресло, стол, холодильник, шкафчик. В этой комнате, по сути, нам предстояло жить. Раздеваться мы должны были тоже только в своей комнате, а не пользоваться общей раздевалкой. В суде мы не имели права никуда ходить одни, только в сопровождении помощников судьи, под их присмотром. Мы не должны были ни с кем разговаривать: ни с адвокатами, ни с обвинителями, нельзя было даже проехать с ними в лифте. Признаюсь, не поздороваться с адвокатом, встречая его в коридоре, я все же не могла; не думаю, что это было таким уж серьезным нарушением.
По мере того как отпадали люди из основного состава, туда вводили кого-то из запасных. И я достаточно быстро оказалась в основном составе. Обязанности как основного, так и дополнительного состава одни и те же: присутствовать на всех заседаниях, потому что, если вдруг ты оказываешься в основном составе, ты должен быть в курсе всего, что происходило до этого на процессе. Старшину, которую выбрал основной состав в самом начале, отозвали на работу. В день, когда выбирали нового старшину, я пришла перед самым началом заседания. Поздоровалась с коллегами и спросила: «Ну что, мы сегодня выбираем?», на что услышала: «А мы уже выбрали». «Кого?» – «Да вас». Я удивилась – мне предстояло быть старшиной в коллегии, где были в основном мужчины.
Я более пристально присмотрелась к обязанностям старшины. Чем, собственно, они отличаются от обязанностей рядового присяжного заседателя? Мне сказали, что, в общем, ничего страшного: такие же права, тот же голос, но если, к примеру, присяжный хочет задать вопрос судье или кому-то из участников заседания, он направляет записку через старшину. А в конце, когда будет выноситься вердикт, «вы встанете и скажете – виновен или не виновен». Я решила, что, наверное, смогу справиться с этой ролью.
Случилось так, что свой день рождения я встретила не в семье, а в кругу присяжных заседателей. Я накрыла стол, насколько это было возможно в тех условиях, устроила праздничное чаепитие. Не могу сказать, что это было самое подходящее время по моим семейным обстоятельствам, для того чтобы я могла месяц посвятить этому делу, но раз уж я взялась за него, то не считала возможным искать пути для своего отвода. Если несколько присяжных откажутся работать дальше, то может оказаться (и такие случаи бывали), что в коллегии меньше людей, чем положено. В этом случае коллегия распускается и назначаются новые судебные слушания с новыми присяжными заседателями. Ведь если кто-то пропускает день, он уже не может вернуться. К концу процесса нас осталось очень немного, запасных всего человека три.
Все вещи мы оставляли в нашей комнате и выходили в зал заседания только с блокнотами и ручками. Я сразу стала записывать. Когда я возвращалась домой, мне не всегда удавалось отключиться: я начинала сопоставлять, что говорили по какому-то вопросу в первый день, что об этом же говорили десять дней спустя и другие люди. Было огромное количество дат, имен, каких-то обстоятельств. И эти записи мне, кстати, помогли: когда мы сели за стол, чтобы выносить вердикт, мне удалось напомнить коллегам некоторые детали. Вообще попыталась отмести свои субъективные впечатления, свои симпатии и антипатии, хоть это и непросто: все мы люди. Я для себя сразу решила, что, конечно, внимательно выслушаю и обвинителей, и адвокатов, и свидетелей, изучу все материалы, но ориентироваться буду все-таки на объективные результаты экспертиз: медицинской, психологической и даже лингвистической. Ведь обвинение хочет обвинить, защита защитить, а непредвзятыми судьями являемся только мы... Разбираться в мельчайших подробностях того, что человек якобы совершил, видеть его перед собой ежедневно – я не любитель копаться в грязном белье, поэтому для меня это было психологически очень непросто. И вот нам выдали вердикт: толстую пачку листов с вопросами, на каждый из которых мы должны были дать ответ: «виновен» или «не виновен», и если виновен, то заслуживает ли снисхождения. В конце должна быть наша резолюция и моя подпись как старшины. То есть именно за присяжными заседателями остается последнее слово в признании подсудимого виновным или невиновным. И этот груз ответственности я, несомненно, ощущала. Удивительно, что в целом мнения всех 12 присяжных совпали. Общий вердикт был вынесен – «не виновен».
Пока мы совещались, нас отделяли от зала суда двойные двери, чтобы никто ничего не услышал ни с той, ни с другой стороны. Потом мы вернулись, и судья попросила всех присутствующих встать для оглашения приговора. Обратившись ко мне, она спросила: «Вы будете читать с места или на трибуне?» И тут я поняла, что должна буду весь этот толстенный вердикт зачитать. К этому я не была готова и сначала решила, что буду читать с места. Хотя я и имею опыт чтения лекций студентам, но все-таки не в таких обстоятельствах… Но потом я заметила, что передо мной стоят достаточно крупные мужчины (я была во втором ряду), и, поняв, что никто меня не увидит, а может, и не услышит, и вышла на трибуну.
Через три страницы я почувствовала, что у меня пересохло горло, и попросила воды. Минут через сорок я дочитала вердикт до конца и передала его судье. Только тогда я подняла глаза и увидела перед собой подсудимого: он плакал. Затем прямо при нас сняли замок с его стеклянной «клетки», и он вышел. У меня было такое ощущение, будто я смотрю какой-то американский фильм, но нажать кнопку и выключить его не могу. Потом я почувствовала, что абсолютно без сил, и мой коллега, один из присяжных заседателей, довез меня до дома, где мне наконец удалось расслабиться.
Позже, анализируя этот опыт, я поняла, что наш оправдательный приговор был редкостью (в нашей стране в основном выносятся обвинительные приговоры). Случай был сложный, свидетелей почти не было, так что полной уверенности, что этот человек невиновен по всем пунктам, у меня нет. Но ведь нам не представили веских доказательств его вины, а у нас все-таки действует презумпция невиновности.
Как мне кажется, в жизни нет ничего случайного, и все, что нам дается, накладывает свой отпечаток. Конечно, я поразила друзей и родных этой своей неожиданной ролью и, возможно, даже выросла в их глазах. Как я сама это оцениваю? Я попадала в жизни в разные ситуации, и мне удавалось из них достойно выйти. Мне кажется, что на этот раз мне тоже это удалось.
