«Мой отец убил человека и отбывает срок. Я и не хочу знать о нем ничего, и при этом рука не поднимается выбросить письма, которые он мне пишет...»
Светлана, 19 лет
Екатерина Михайлова, ведущий сотрудник Института групповой и семейной психотерапии
«Вам трудно, Света, очень трудно. И хорошо, что вы не выбросили отцовские письма, хоть и не читаете их. Вас раздирает внутренний конфликт: понятный человеческий ужас перед преступлением, расчетливым и обдуманным, – и желание увидеть в отце человеческое. Вы и не хотите, чтобы «этот человек» имел к вам какое-то отношение, – и в то же время не можете полностью отказаться, отречься от него. И поверьте, это хорошо и для вас, и для ваших будущих детей. Нет, наверное, слов поддержки и утешения, которые могли бы охватить все то, что вы пережили – но пережили! – и даже можете об этом говорить. Уже не так непосилен этот груз, душа болит, но работает. Любой род, любая семья состоит не из одних праведников. Кто-то прощал, а кто-то жестоко мстил. Кто-то последним делился, а кто-то по миру пускал своих же родных. И спасали, и губили, и молились, и доносы писали, и от родителей отказывались, и от детей... Иногда прекрасное и ужасное совершали одни и те же люди, и с этим ничего не поделать. Вы мучаетесь оттого, что пока не можете решить, что для вас хуже и больнее, что большее зло – полное отречение от отца или признание того, что тот любимый папа и этот, на зоне, – одно лицо, одна душа. Еще знаю точно: семейные тайны сами по себе могут натворить беды. Говорят – все, что замалчивается в первом поколении, второе носит в своем теле. И может быть, как раз ваши муки и сомнения ведут вас к верному для вас выбору, когда настанет мир в душе. Всем сердцем желаю вам этого».