«Когда я буду такой же старый, как ты, мне уже тоже ничего не нужно будет», – так сказал мне мой сын, когда ему было 15, а мне 35 лет. Эту же фразу мог бы произнести и 70-летний ребенок 95-летнему родителю. Тем не менее и в 95, и в 75 лет людям нужно то же, что и в 35. Как-то 96-летняя пациентка сказала, слегка зардевшись: «А знаете, доктор, душа ведь не стареет».
Главный вопрос, конечно, в том, какими мы видим пожилых людей. 30–40 лет назад, когда человек выходил на пенсию, его вычеркивали из жизни. Он становился обузой, с которой неизвестно, что было делать, да и сам он не знал, что с собой делать. И казалось, что в таком возрасте уже никому ничего не нужно. Но на самом деле старость – очень интересное время. Счастливое. Есть масса исследований, которые подтверждают, что люди 60–90 лет чувствуют себя счастливее молодых. Психотерапевт Карл Витакер, когда ему было уже за 70, заметил: «Средний возраст – утомительный тяжелый марафон, пожилой возраст – наслаждение хорошим танцем: коленки, может быть, хуже сгибаются, но темп и красота – естественные и невымученные». Очевидно, что у пожилых людей ожидания меньше и трезвее, а еще появляется ощущение свободы: мы никому ничего не должны и ничего не боимся. Я оценил это на себе. Вышел на пенсию (и продолжаю работать, как и работал, – много), однако утешительный приз за возраст получаю. На эти деньги не проживешь, на них можно выживать, однако когда получил их впервые, поймал себя на удивительном ощущении – вот теперь я могу на все забить. Жизнь стала другой – свободнее, легче. Старость вообще позволяет больше уделять внимания себя, делать то, что хочется и до чего раньше руки не доходили, и ценить каждую такую минуту – времени не так много осталось.
Подводные камни
Другое дело, что в старости есть свои проблемы. Я вспоминаю детство – это было время дней рождения, а теперь живу во времени похорон – потери, потери, потери. Это очень нелегко даже при моей профессиональной защищенности. В старости как никогда звучит проблема одиночества, нужности самому себе… Как бы родители и дети ни любили друг друга, у стариков свои вопросы: как место на кладбище купить, как похороны организовать, как помирать… Детям слушать это больно, они защищаются: «Брось, мама, ты будешь жить до ста лет!» Никто не хочет слушать про смерть. Часто слышу от пациентов: «Только с вами я могу говорить об этом, больше ни с кем». Мы спокойно обсуждаем смерть, вышучиваем ее, готовимся к ней.
Еще одна проблема старости – занятие, общение. Я много работал в дневном центре для пожилых (в США. – Прим. редакции) и видел там людей, с которыми встречался и раньше. Тогда им было некуда себя девать, и они сидели целыми днями дома, больные, полупогасшие, с кучей симптомов... Появился дневной центр, и они стали совсем другими: их тянет туда, они могут там чем-то заниматься, они кому-то там нужны, могут поговорить и повздорить друг с другом – а это жизнь! Они почувствовали, что нужны себе, друг другу, у них появляются планы и заботы на завтра, да и просто – одеться же нужно, не в халате же ехать… То, как человек проживает свой последний отрезок, очень важно. Какая старость – беспомощная или активная? Я помню свои самые сильные впечатления от пребывания за границей, в Венгрии в 1988 году – дети и старики. Дети, которых никто не волочит за руку и не грозится отдать милиционеру. И старики – ухоженные, чистенькие, сидят в кафе… Эта картина так сильно отличалась от того, что я видел в России…
Возраст и психотерапия
Психотерапевт может стать для пожилого человека каналом активной жизни. С ним можно обо всем говорить, вдобавок он еще и помогает. Одному из моих пациентов было 86 лет, он тяжело ходил. Чтобы помочь ему добраться до моего офиса, я заезжал за ним, по дороге мы о чем-то болтали, потом работали, и я отвозил его домой. И это было целое событие в его жизни. Вспоминаю другую свою пациентку, с болезнью Паркинсона. Казалось бы, при чем здесь психотерапия? Когда мы с ней встретились, она не могла сама встать со стула, не могла набросить на себя кофту, с поддержкой мужа кое-как выбиралась на скамеечку. Она нигде не бывала, иногда дети на руках относили ее в машину и увозили… Мы начали с ней работать и через полгода гуляли вокруг громадного дома под ручку: когда мы прошли первый раз полный круг – это была победа. Мы гуляли по 2–3 круга и занимались терапией по дороге. А потом они с мужем съездили на родину, в Одессу, и, вернувшись, она рассказала, что впервые в жизни там попробовала… водку. Замерзла, захотелось согреться: «Никогда не думала, что это так хорошо».
Потенциал даже у тяжелобольных людей огромный, душа может очень многое. Психотерапия в любом возрасте помогает человеку совладать с жизнью. Не победить ее, не переменить, а совладать с тем, что есть. А есть в ней все – гадость, грязь, боль, прекрасные вещи... Мы можем открыть в себе возможность не смотреть на все это только с одной стороны. Это не «избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом». В психотерапии человек сам выбирает и набирается мужества видеть ее с разных сторон. Жизнь уже не попьешь, как в молодости, стаканами – да и не тянет. По глотку, не спеша, ощущая вкус каждого глотка».
