Cпелеолог Мишель Сифр 16 июля 1962 года спустился в пещеру Скарассон на границе Италии и Франции. На глубине 115 метров под землей он устроил лагерь, оснащенный всем необходимым: палаткой, запасами воды и пищи, источником света и телефоном для связи с поверхностью, где постоянно дежурили его коллеги. Если чего-то и не было в лагере, так это часов: цель эксперимента состояла в том, чтобы узнать, как меняется восприятие времени, если нет даже намека на смену дня и ночи. В пещере Мишель Сифр (Michel Siffre) много читал и регулярно делал зарядку. Он созванивался с коллегами, сообщая, что все в норме. Время от времени он считал вслух до 60 и 120, чтобы вспомнить, сколько длятся одна-две минуты, и на основании этих представлений вел отсчет дней. Когда припасы подошли к концу, Сифр благополучно выбрался на свет и, приветствуя коллег, объявил, что никак не рассчитывал продержаться до 20 августа. Коллеги переглянулись: на календаре было 14 сентября.
Эффект пещеры
Эксперимент с тех пор повторялся в самых разных условиях и неизменно подтверждал: в отсутствие смены дня и ночи мы утрачиваем чувство времени, «растягиваем» его. Значит, наше субъективное время циклично. На протяжении тысячелетий уклад жизни человека и даже физиологические процессы в его организме подчинялись ритму смены дня и ночи. А потому, лишаясь естественных ориентиров, мы легко теряем контроль над временем. Знать это полезно хотя бы потому, что этим знанием активно пользуются, например, владельцы мегамоллов и казино. «Попробуйте отыскать в казино хоть одно окно, – говорит психолог Евгений Осин. – Или найти источник естественного освещения в необъятном супермаркете. Почти наверняка ничего не выйдет. А лишаясь естественных ориентиров, мы забываем о времени». И вместо отведенного на покупки часа способны потратить часа четыре. А заядлые игроки остаются в казино сутками. И когда уверяют потом, будто думали, что играли совсем недолго, вероятно, почти не лгут. Понятие растяжимое
Представьте, что вы ждете важной встречи где-нибудь в скучном офисе. Телефон, как на грех, разряжен, журналов с собой нет… Полчаса в такой ситуации могут тянуться целую вечность. А если выйти из офиса пообедать и встретить в кафе хороших друзей, полчаса (а то и гораздо больше) пролетят как одно мгновение. Эта удивительная неравномерность – одна из главных загадок в восприятии времени. Возможно, дело тут в насыщенности отрезка времени событиями, впечатлениями. «Если в отпуске мы две недели перемещаемся лишь на пляж и обратно, то по возвращении он, скорее всего, покажется коротким, – объясняет Евгений Осин. – А если те же две недели будут заполнены интересными поездками, знакомствами, приключениями, то отпуск будет вспоминаться как удивительно долгий». Между тем если воспринимать отпускное время изнутри (пока мы в нем находимся), более долгим наверняка покажется первый, с протоптанной тропой от пляжа до отеля, а второй промчится до обидного быстро.
Другое яркое проявление неравномерности времени – его ускорение с возрастом. В детстве три месяца летних каникул кажутся бесконечно долгими. Для взрослого человека, погруженного в работу и семейные дела, триместр может промелькнуть вообще незаметно. А пожилые люди печально констатируют незаметное мелькание лет… «Когда ребенку пять лет, то год – это одна пятая часть его жизни, – комментирует Евгений Осин. – И понятно, что это огромный срок. А в 60 лет один год – уже очень маленькая часть, и опыт, который можно получить за это время, также очень мал по сравнению с уже накопленным». При этом интересно, что, оценивая протяженность каждого конкретного момента времени, молодые тем не менее склонны считать его более быстротечным – возможно, это связано со скоростью обменных процессов в организме. «В одном из экспериментов участников просили определить, когда, по их мнению, пройдут три минуты после подачи звукового сигнала, – рассказывает психолог. – Оказалось, что для более молодых испытуемых три минуты заканчивались раньше – примерно через две с половиной. А люди старшего возраста сообщали об истечении трех минут тогда, когда в действительности успевали пройти почти четыре».
Радость момента
Созерцать, размышлять или смаковать мгновение –мы можем научиться более осознанно проживать то, что происходит с нами здесь и сейчас.
«Чтобы развивать эту способность, можно, к примеру, использовать технику «смакования мгновения», – предлагает психолог Евгений Осин. – Купите себе изысканное пирожное или наполните ванну, добавив любимый аромат. И, не отвлекаясь мыслями ни на что, полностью погрузитесь в текущий момент. Конечно, это не значит, что нужно забыть все дела и ответственность перед будущим. Нужно лишь почувствовать то, чего мы не замечаем в спешке, – радость настоящего». «Как бы парадоксально это ни звучало, но время утекает и бесследно исчезает, если им не заниматься, – пишет философ Синтия Флери (Cynthia Fleury). – Отношения с ним требуют постоянной работы. Экзистенциальное время – время созерцания и размышлений, позволяет осознать мимолетность и одновременно вечность настоящего момента. В результате таких размышлений и анализа настоящее наполняется смыслом»*.
*C. Fleury «La fin du courage» (Fayard, 2010).
Present Continuous
Такой грамматической формы времени – настоящее продолженное, происходящее именно сейчас, – в русском языке нет. Зато есть, например, в английском. А вот австралийцы, говорящие на языке кала-лагав-я, грамматически различают отдаленное прошлое, близкое прошлое и сегодняшнее прошлое. Впрочем, любой язык дает нам возможность увидеть «очеловеченное» время, которое отражает нашу картину мира. Мы воспринимаем время как пространство – и потому говорим «на пороге столетия» или «крайний срок». Мы считаем его ограниченным ресурсом: его можно тратить или беречь, терять или отнимать. Мы говорим о нем как о движущемся объекте: оно может лететь, бежать, уйти или остановиться. Языковое время линейно, но может быть направлено не только из прошлого в будущее, но и наоборот. В первом случае мы перемещаемся вдоль временной оси, удаляясь от прошлого (самое сложное осталось позади) и приближаясь к будущему. Во втором – мы стоим на месте, и к нам из будущего приближаются события (близился час отъезда), а потом, минуя нас, удаляются в прошлое.
Ксения Киселева
В темпе стресса
В 1980-х годах психолог Роберт Левин (Robert Levin) проводил исследования темпа жизни и отношения ко времени*. Его ассистенты колесили по всему миру, замеряя, к примеру, скорость, с которой прохожие преодолевают одну и ту же дистанцию; время, необходимое, чтобы приобрести марку на почте; точность часов в офисах (в результате в число самых «быстрых» городов попали не только Токио и Нью-Йорк, но и многие европейские столицы, жизнь в которых мы привыкли считать спокойной и размеренной). Свои исследования Левин повторял раз в несколько лет. И последнее, в 1999 году, зафиксировало, что темп жизни вырос практически везде на планете.
В каком-то смысле это значит, что время течет все быстрее от века к веку. «Ускорение времени, несмотря на субъективность самой этой идеи, вполне реально, – уверен нейропсихолог Марк Швоб (Marc Schwob). – Течение нынешнего времени не имеет ничего общего с течением прошлого. Наши предки, веками жившие земледелием, все лето проводили в трудах, а зимой могли позволить себе немного расслабиться. Теперь мы работаем зимой, а отдыхаем летом. Они ложились спать с закатом, а мы работаем заполночь при электрическом свете. Но для эволюции это ничтожно мало. И необходимость адаптироваться к новым условиям жизни неизбежно ведет к стрессу. Гормоны стресса, кортизол и катехоламины, сегодня вырабатываются организмом человека все в большем количестве и вызывают потребность торопиться и чувство стремительности времени».
Современные средства связи тоже отчасти «испортили» наши отношения с временем, считает антрополог Давид Ле Бретон (David Le Breton): «Вторжение внешнего мира в наш внутренний мир нарушило привычный образ жизни. Каждый из нас имеет несколько социальных ролей, и прежде течение жизни позволяло менять их плавно. Сейчас же все смешалось: посреди совещания нам может позвонить любимый человек, старый друг или член семьи. А в момент свидания – начальник или служащий из банка. И эта раздробленность существования неизбежно ускоряет в нашем сознании ход времени».
Роберт Левин, кстати, был удивлен, обнаружив, что время в Стокгольме или Цюрихе летит чуть ли не быстрее, чем в Нью-Йорке и Токио. Ведь считается, что Швеция и Швейцария живут неспешно. Левин предложил такое объяснение: европейцы поддерживают очень высокий темп жизни в рабочие часы, но после работы резко сбрасывают скорость. И умеют «замедлять» время, смакуя каждую свободную минуту. А вот американцы и японцы, однажды нажав на газ, уже не способны притормозить. И, судя по всему, мы выбрали их путь.
Назад или в будущее?
Кому не знакомо желание хоть ненадолго остановиться, передохнуть, всласть поваляться в постели или посидеть в ресторане с друзьями? Но что мы себе при этом обычно говорим? «Сейчас не время, надо закончить отчет, успеть на переговоры, навести порядок в доме. Вот управлюсь со всем этим – и тогда…» И тогда наступают новые переговоры и поспевает новый отчет. Мы постоянно откладываем на будущее моменты радости и удовольствия, которые могли бы испытать в настоящем. Дождемся отпуска, купим квартиру побольше, выплатим кредит, вырастим детей, выйдем на пенсию… «В западной культуре людям свойственно жить будущим, а с ростом темпа жизни эта тенденция усиливается, – говорит Евгений Осин. – Мы настолько озабочены завтрашним днем, что просто не замечаем сегодняшний. И от этого страдаем: будущие радости еще не наступили, а прошлые уже миновали. Но ведь все хорошее, что может с нами произойти, происходит именно сейчас».
Возможен, впрочем, и обратный вариант: жизнь в прошлом. Туда, как правило, «переселяются» люди старшего возраста, склонные считать, что большая часть их жизни, а значит, и выпавших на их долю радостей уже позади. «Прошлое может и должно служить позитивным ресурсом, который поддерживает нас, – продолжает Евгений Осин. – Память о приятных событиях, счастливых моментах жизни придает нам сил, а если их у нас нет, то жизнь бледнеет, мы теряем опору. Но жить только воспоминаниями означает отказать себе в самой возможности испытывать радость сейчас. Особенно опасна зацикленность на прошлом после трагических событий. Мы попадаем в ловушку болезненных воспоминаний, постоянно к ним возвращаемся и не в силах ничего с этим сделать. В такой ситуации обязательно нужна помощь психолога: чтобы по-настоящему пережить травматическое событие, извлечь из него какой-то опыт, завершить – и наконец начать жить дальше».
Удачный ракурс
Лучшие отношения со временем – такие, в которых мы находим опору в прошлом, не забываем о будущем и полноценно живем в настоящем, считают Евгений Осин и его британская коллега Илона Бонивелл (Ilona Boniwell)**, исследовавшие связь между временной перспективой и субъективным благополучием каждого из нас. У людей, достигших такого баланса, самые высокие показатели счастья, удовлетворенности жизнью.
Наше время – не только прожитые нами дни и часы, но и то, что происходит вокруг нас, и в этом смысле «времена не выбирают». Однако для тех, кому кажется, что он ошибся эпохой, есть хорошая новость. «С развитием человечества задачи становятся сложнее, требования жестче, а значит – и стресс сильнее, – констатирует Евгений Осин. – Но каждая новая эпоха предлагает и новые способы решить задачи и справиться со стрессом. Нужно лишь найти эти новые возможности и верно их оценить». Антропологи могут, конечно, упрекать мобильные телефоны, усложняющие нам совмещение разных ролей. Но не надо забывать, сколько седых волос прибавлялось раньше у родителей после каждого позднего возвращения их детей. Наш век щедр не только на стрессы, но и на возможности их преодолеть. И лучшее, что можно сделать, – использовать эти возможности по максимуму, выстраивая свои отношения со своим временем. Поскольку другого, как известно, у нас не будет.
* R. Levine «A Geography of Time: on Tempo, Culture, and The Pace of Life» (Basic Books, 1998).
** И. Бонивелл «Ключи к благополучию» (Время, 2009).
Об этом
«Парадокс времени» Филип Зимбардо, Джон Бойд
Создатели наиболее авторитетной теории восприятия времени представляют ее основные положения наглядно и увлекательно. (Речь, 2010).
Валентин Ерофеев, 25 лет, часовщик «Я научился его ценить»
«В детстве у меня была страсть: я разбирал и собирал все, что попадалось под руку. Варварским образом сначала были изучены папины фотоаппараты, потом часы. Вскоре у меня появились свои собственные – прозрачные, и тогда я смог наблюдать, как они работают. Механизм, закрытый от внешнего мира, со своей тикающей жизнью, завораживал меня и казался чем-то мистическим. Несколько лет назад я задался целью найти себе подходящие часы, ничего не нашел и… сделал их сам. Потом еще одни. И тогда стало понятно, что пути назад нет. То, что называют временем, для меня плотно связано с механизмами, которые его измеряют. По сути, часы его и создают. Раньше они были единственными хранителями времени. Стояли в специально отведенных местах, под стеклянными куполами, как большая ценность. Современному человеку они нужны для других целей. Иногда мне кажется, что мы подчиняем всю свою жизнь графикам и расписаниям. Раньше я тоже жил как все – постоянно сверяясь с часами. Но сейчас все изменилось: мне удалось построить свою жизнь так, чтобы у меня не было такой необходимости. Как только я отказался от погони за временем, мне стало гораздо легче и свободнее. Смотрю на часы только утром, когда просыпаюсь, и вечером. Иногда чаще, когда нужно действительно не опоздать. Мне приятно чувствовать себя совершенно независимым от цифр на циферблате. Но, конечно, не от времени. Постоянно работая с часами, я научился его ценить. Осознал, что оно необратимо, что второго шанса не будет, есть только одна попытка… Можно много часов работать над деталью и в один миг испортить ее неаккуратным движением».
Записала Юлия Варшавская
