Одиночество... Одни бегут от него, другие к нему стремятся. Какое же оно — одиночество, о котором столько понаписано и сказано? Можно ли написать его портрет или он всегда будет вроде известной картинки, на которой видишь то красавицу, то ужасную старуху?
Отшельник, высадившийся на необитаемом острове, чтобы провести на нем остаток жизни и тем самым приблизиться к Богу, и выброшенный на такой же остров какой-нибудь новый Робинзон испытывают совершенно разные чувства. И значение вроде бы одного и того же для них диаметрально противоположно: для отшельника — благо и свобода, для Робинзона — несчастье и лишение свободы.
В одеждах одиночества выступают очень разные переживания. Добираться до них — как чистить луковицу: наплачешься. Не потому ли мы так часто предпочитаем переводить стрелки на приведшие к одиночеству события? Да и сама по себе роль жертвы одиночества приносит какие-никакие дивиденды в виде общения — пожалеют, посочувствуют, даже дурацкими советами подостают, а все же не один. Так раздевать луковицу или нет? Хотите оставаться жертвой — не раздевайте. Правда, рискуете, как в фильме «Председатель», со своим «Мой муж негодяй! Верните мне мужа!» оказаться посмешищем, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Можно попытаться раздеть... «Я на стенку лезу от одиночества без него». Одиночество — это что? Не могу без секса? Не с кем поговорить? Никто и стакан воды не подаст? Нет человека, которому я могу подать стакан воды? Мне страшно одной в квартире? Это я теперь должна за все отвечать сама? Я что — уродина вовсе? Где мне искать другого? И т.д. и т.п. Каждый из возможных ответов предполагает свое решение.
Не до рассуждений, когда захлестывают эмоции? Что же вы чувствуете: обиду, раздражение, беспомощность, злость, страх, тревогу, стыд, вину, перестали уважать себя?.. Или в глубине души даже рады, но ведь положено горевать, сопротивляться? И если посмотреть на то, что значит для вас его уход, вместе с переживаемыми вами чувствами, становится почти ясно, что дело-то не в собственно одиночестве, а в этих совершенно конкретных мыслях и переживаниях. Глядишь, и выход найдется. Не удается справиться в одиночку или с помощью друзей — можно пойти к психологу, но уже не с расплывчато-неопределенным одиночеством. «Мне так одиноко», «Я на него зла страшно — убила бы, но чувствую себя виноватой и в его уходе, и в этих мыслях» и «Это крест на мне как женщине, если он нашел что-то в той — она на пять лет старше, я реву белугой и не знаю, что теперь делать» — это ведь совершенно разные запросы о помощи.
Одиночество, если мы не выбрали его сами для чего-то, наваливается, сковывает, давит, душит, лишает жизнь привычных смыслов. В какой бы ситуации оно ни возникало (одиночество обстоятельств — вынужденная изоляция, например, месячные дежурства «на точке» или камера-одиночка; одиночество среди людей –вдвоем, на работе, в толпе...), не бежать от него, а посмотреть ему в лицо, назвать своими именами связанные с ним мысли и чувства — значит составить своего рода карту, помогающую ориентироваться и совладать с ним. Это будет ваша, и только ваша, карта — у другого в такой же ситуации она будет другой, своей. И выходы из одиночества у каждого будут свои.
«Одиночество — это не когда я один или меня отвергают или не понимают. Корень в том, что я не умею быть сам с собой. Самому с собой мне делать нечего». Он открыл самый важный секрет одиночества. Потому что человек на самом деле одинок. Одинок перед бесконечным, неподвластным ему мирозданием, перед Последним Судом. Одинок уже тем, что другого такого, как он, нет и, немного перефразируя А. Вознесенского: «Пошли мне, Господь, второго, чтоб был он такой, как я», всегда остается мечтой. Мы ищем тех, с кем нам хорошо и без кого плохо, вместо того, чтобы искать тех, с кем хорошо и без кого хорошо. Плохо потому, что не умеем быть с собой. Прав был Э. Фромм: «Умение быть одному — условие способности любить». Добавлю: и быть любимым.
