В детстве я принадлежал к тому типу мальчиков, которые стеснялись говорить «спасибо». Ну, вы же это помните: «Что тете надо сказать?» А я не говорил, хоть убей. И шел за неблагодарного, в лучшем случае за упрямца. Только самые умные иногда проницательно замечали: «Оставь его в покое. Он стесняется. С мальчиками это бывает». К таким тетям я испытывал благодарность, которой не было конца и которую нет никакого способа выразить. Безмерную благодарность. Но для всех она оставалась тайной.
Возможно, я был самым благодарным ребенком на свете, однако об этом так никто и не узнал. Родители вообще, как это ни обидно, часто оценивают ребенка только по внешним проявлениям. Они (то есть мы) страшно этикетные люди. «По правилам» важнее, чем «от души». Не всегда, конечно, но почти всегда «выглядеть» очень важно.
Потом я много думал: чем объясняется мое детское упрямство или, там, стеснительность? Post factum мы становимся по-настоящему внимательны к себе и всегда сталкиваемся с тем, что можно назвать откровением.
Липкая конфетка, вынутая из кармана, благодарности не стоила, как ничего не стоил и жест дающего. В жизни потом будет много таких равнодушных жестов помощи или дарения. Говорить «спасибо» мы, конечно, с годами научаемся, но не испытываем при этом никакой особой благодарности.
Другое дело поступок, продиктованный душевным расположением или участием. Это может быть и незначительная помощь (взять себе не время путешествия хозяев собачку или поливать цветы), может быть и существенная материальная помощь, но не потому, что от дающего не убудет, а от душевной щедрости и сострадания попавшему в беду. Размер и трудоемкость помощи не столь важны, существеннее искренность и милосердие. А это мы всегда безошибочно чувствуем. Спасибо, конечно, но все же благодарность в виде этого дежурного слова огорчает своей несоразмерностью ответному чувству.
У Марины Цветаевой в записных книжках есть несколько страниц записей, посвященных благодарности. Начинаются они с симпатичного и смешного эпизода: «Когда пятилетний Моцарт, только что отбежав от клавесина, растянулся на скользком дворцовом паркете и семилетняя Мария-Антуанетта, единственная из всех, бросилась к нему и подняла его, – он сказал: «Я на ней женюсь», и, когда Мария-Тереза спросила его, почему, – «Из благодарности»».
Я уверен, дети, все без исключения, существа благодарные. Вопрос в другом: насколько долго у взрослеющего ребенка, да попросту говоря, у взрослого, сохраняется это чувство благодарности и влияет ли оно как-то на его поступки? После эпизода с маленьким Моцартом Цветаева горько замечает, что, когда маленькая Мария-Антуанетта стала королевой Франции и ее на тележке провозили на эшафот, никто из благодарности не крикнул: «Да здравствует королева!»
Замечу, между прочим, что суррогатом чувства благодарности служит закон «ты мне – я тебе». Им равно пользуются как люди обыкновенные и, как говорится, порядочные, так и криминальные субъекты. Если это не криминальная порука, то ничего худого в таком обычае нет. Просто взаимовыручка и некая гарантия надежности. Это еще называется «я ему обязан». Ну обязан, отплатил добром за добро. Только к чувству благодарности это отношения не имеет.
Благодарность не только не нуждается во внешних формах выражения, но практически не имеет их. Чувство сугубо внутреннее, оно и проявиться может неожиданно, спустя, быть может, годы. Или не проявиться вовсе, а просто окрашивать отношения. Лучшая форма его проявления – присутствие благородства в собственном поведении, поскольку человек некогда принял как норму благородное отношение к нему со стороны другого.
Если уж говорить о поруке, то это порука благородства и сострадательности, любви, если хотите. В той же записной книжке Цветаевой: «Я никогда не бываю благодарной людям за поступки – только за сущности! Хлеб, данный мне, может оказаться случайностью, сон, виденный обо мне, всегда сущность».
Это правда. На всю жизнь можно сохранить благодарность сочувственному взгляду, вовремя сказанному слову поддержки, спасительному заступничеству, ничем внешне не продиктованной вере в тебя или простому одобрению. Помню, на одном собрании, где меня почти единодушно обвиняли в каком несовершенном поступке, встал человек, всеми уважаемый, даже любимый, и сказал: «Это неправда». Ему закричали: «Факты!» «Фактов у меня нет, – ответил он, – но если мое слово что-то для вас значит, то я говорю: это неправда. Он так поступить не мог».
Его слово значило много. От санкций против меня временно воздержались. А спустя время был обнаружен и истинный виновник. Но в тот момент этот человек не просто меня спас, он поверил в меня. Стоит ли говорить, как я был ему благодарен? Но как выразить эту благодарность? Сказать «спасибо»? И только?
