Что заставляет нас, если не всех, то многих, с интересом всматриваться в экраны, на которых злодеи и монстры охотятся на живых людей, а те замирают от страха, визжат от ужаса и совершают бесконечные глупости: идут в одиночку в мрачные пещеры или приглашают в дом зловещих незнакомцев? Вроде бы все это противоречит здравому смыслу. Но в том-то и дело, что мы устаем от здравого смысла, от необходимости охранять границу, отделяющую наше дневное сознание от мира ночных кошмаров.
Фильмы ужасов — про нарушение границы: между миром агрессивных фантазий и реальностью, мертвых и живых, миром беспомощности и миром предсказуемости и управления. В конечном итоге — между сознательным и бессознательным. Классический хичкоковский хоррор не зря назывался «Психо». Фильмы этого жанра моделируют психоз — прорыв бессознательного ужаса в мир взрослой психики.
Ужас остается по ту сторону экрана
Немецкий философ и психолог Карл Ясперс описывает начало психоза как потерю чувства «домашнести» мира: то, что было привычным и безопасным, становится загадочным, зловещим, полным опасных смыслов. Нарушается не только миролюбивое восприятие, а сама возможность постигать мир и управлять им.
Представьте, что вы подходите к своему автомобилю, который вы знаете и любите. Конечно, вы не автомеханик, но то, что вам известно, позволяет безопасно им пользоваться. И вдруг во время движения автомобиль становится чем-то чужим, непонятным, отдалившимся, непредсказуемым. Водителя охватывает паника. Но изменился не автомобиль, а восприятие: возникла иллюзия потери управления. Если человек за рулем успокоится и перестанет воспринимать машину как что-то непонятное и враждебное, контроль будет восстановлен. Даже если спасение героев под вопросом, как в «Грузовиках» по рассказу Стивена Кинга, для нас, зрителей, просмотр фильма становится синонимом овладения ситуацией — ужас остается по ту сторону экрана.
Но мы можем идентифицироваться не только со страдающей испуганной частью, но и с атакующим злом, тем самым отождествляясь с разными аспектами своей психики.
Еще одна частая тема — живые мертвецы. Вспомним хотя бы «От заката до рассвета»: герои всю ночь отбиваются от зомби, при этом каждый рискует быть укушенным и превратиться в одного из них. В чем притягательность ожившего мертвеца? Он символизирует замурованную в бессознательном страдающую часть «Я», которая пытается ожить, попасть в дневную реальность.
О том же говорят истории об одержимости духами, внедрении паразитов: об ужасном (как кажется) содержимом души, которое может вырваться и все разрушить. Мы испытываем облегчение, когда героям удается уничтожить отвратительное и восстановить заслон между мирами. Но лучшие сюжеты, с моей точки зрения, про налаживание связи, попытки понять отторгнутое уродливое и скрытое. Не про уничтожение, а про метаморфозу. Как в триллере Эдриана Лайна «Лестница Иакова», где демоны превращаются в ангелов, когда человек перестает бояться и ненавидеть. Монстры приходят, чтобы напомнить о той силе, которая скрыта в нас. Эта сила может нести гибель — или преображение. Если не бояться.
Об авторе
Григорий Горшунин — психотерапевт, психиатр, преподаватель Центра cистемной cемейной психотерапии.
