Другой человек – источник страдания в неменьшей степени, чем наслаждения, потому что, влюбляясь, мы больше всего боимся потерять того, кого еще не обрели, страшимся показать себя с плохой, как и любой другой, стороны. И зачем? У Платона говорится, что «люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга».
Однако кроме обычной любви есть еще и нечеловеческая. Могучая и безусловная, она не торгуется, ничего не требует и все прощает.
Других – от детей до родины – мы любим за что-то или вопреки. но с кота взять нечего, его я люблю, потому что он есть
– Так, – говорят мне одни, – Бог любит человека.
– Так, – говорят мне другие, – человек любит Бога.
– Так, – отвечу им не таясь, – я люблю своего кота.
Конечно, «своим» я могу его назвать лишь потому, что у кота нет фамилии и он пользуется моей во время визита к ветеринару.
Поскольку кот, как доказала наука, существо непостижимое, постольку я не могу настаивать на обоюдности наших чувств. Мне достаточно того, что он не против. В сущности, это – рыжий аккумулятор любви столь бескорыстной, что ее и сравнить-то не с чем. Остальных – от детей до Родины – мы любим либо за что-то, либо вопреки. Но с кота взять нечего, поэтому я люблю его просто потому, что он есть, как вдова Пшеницына – Обломова: «Весь он так хорош, так чист, может ничего не делать и не делает».
Вот и мой мышей не ловит. Да и зачем мне мыши? Мне нужна чистая – не разбавленная страстью, выгодой и самолюбием – любовь. Чтобы пережить ее, нам, как Богу, надо сделать шаг назад, вернуться на землю и склониться перед тварью размером с нашу любовь. С этой – божественной – точки зрения, у кота идеальные габариты. У него есть свобода воли, но он ею не злоупотребляет. Коту хватает ума, чтобы с нами не говорить. Он знает, чего хочет, и уж точно мне не завидует. По-моему, только межвидовая любовь бывает счастливой и без взаимности.
