Александр Орлов
гуманистический психолог, дочери 32 года, сыновьям 11 и 9 лет
«Я наказывал, наказываю и, к сожалению, скорее всего буду наказывать своих детей, хотя и понимаю, что это неправильно. Когда я не справляюсь с собой, могу накричать, оттолкнуть, отшлепать. Каждый раз когда такое случается, я испытываю неловкость, сожалею о том, что сделал, и стараюсь понять: что я могу противопоставить наказанию? Способ регулирования поведения детей, который обычно действует, – это разговор. Когда мне удается говорить о том, что на самом деле заботит сыновей, общее напряжение падает, настроение меняется, становится более позитивным и конструктивным. Не могу сказать, что это просто: такое общение требует доброй воли, энергии, эмпатии. Но результаты стоят того!»
Наталья Кедрова
гештальт-психолог, сыновьям 27, 26 и 21 год, двум дочерям по 19 лет
«Я предпочитаю с ними договариваться. Ведь мы сердимся и наказываем их, когда дети нарушают наши границы, но мы и сами зачастую делаем то же самое. Важно учить их замечать другого человека, признавать его права и уважать интересы. Считается, что наказание помогает ребенку запомнить, как поступать нельзя. Но на самом деле очень часто таким образом мы бессознательно стремимся закрепить свою родительскую власть. Конечно, когда мои дети шумели, чересчур возбуждались, не могли или не хотели угомониться и это становилось уже непереносимо, мне приходилось делать что-то, чтобы быть услышанной: например, крикнуть громче, чем они, или даже остановить физически, взять за руку, встряхнуть. Я сильно переживала, когда это делала, но при этом задумывалась: чего я на самом деле хочу добиться? Мира и дружбы? Или подчинения и власти?»
Елена Калитиевская
гештальт-психолог, дочери 15 лет
«Мой родительский опыт убедил меня: отсутствие наказания за реальные проступки приводит к тому, что дети начинают чувствовать тревогу и вину, которая может выражаться даже в аутоагрессии (агрессии, направленной на самого себя. – Прим. ред.). Я не лишаю дочь радостей жизни, не запрещаю что-то важное для нее, мое наказание – это эмоциональная реакция на ее слова или поступки (ограничить что-то существенное может скорее отец). Дочка говорит: «Ты сердишься на меня и очень огорчаешься, и это само по себе наказание». Но я всегда прощаю ее, потому что наказание без прощения не дает облегчения. Прощение должно быть взаимным: дети должны иметь возможность простить родителей. А для этого, прощая, нам хорошо бы и самим просить у них прощения».
Анна Скавитина
детский психоаналитик, дочерям 5 лет и 1,5 года
«Я не наказываю своих детей, потому что убеждена, что в этом нет смысла. Не верю, что с помощью наказания можно изменить поведение ребенка или улучшить что-то в наших отношениях. И не верю, что ребенок, которого наказали, что-то осознает или понимает. Конечно, наказывая, можно заставить детей подчиниться, но только пока они маленькие. Чаще всего к наказанию родители прибегают от бессилия, когда не знают, что делать, и когда злятся, но боятся выразить свою агрессию прямо, делая это косвенно, через наказание. Я не боюсь своих чувств. Могу накричать на дочь, могу сказать, что сержусь на нее, и объяснить, что именно вывело меня из себя. Мне кажется, что выразить свой гнев, назвав его, лучше, чем придумывать наказание, которое на самом деле будет проявлением агрессии, только в более изощренной форме».
Наталья Евсикова
детский психолог, сыну 24 года, дочери 20 лет
«У нас в семье потребность в наказании детей просто не возникала. Хотя совсем недавно, когда сын уже поступил в аспирантуру и долго не делал учебных заданий, я в какой-то момент перестала с ним разговаривать. Это не было настоящим бойкотом, когда обе стороны хранят полное молчание: я с ним здоровалась, готовила завтрак, но мы ничего не обсуждали вместе. Это была очень тяжелая ситуация и для него, и для меня, и она продолжалась, пока мы с ним не столкнулись на трамвайной остановке: я вышла из дома раньше, а он спустился вслед за мной. В этот момент мы поняли, что так больше жить невозможно. Сын сказал: «Да, я сегодня же все доделаю», и чувство, с которым мы начали разговаривать, было каким-то особенным – прекрасным. Мы оба наконец-то почувствовали облегчение от того, что можно больше не наказывать друг друга».
Юрий Шевченко
детский психиатр, сыну 37 лет, дочери 27 лет
«Когда дети росли, нам с женой было достаточно строго взглянуть на них, чтобы их поведение изменилось. Но однажды я отреагировал очень жестко: в ответ на хамство я рефлекторно ударил по губам. Это случилось один раз, но потом было достаточно взгляда или недолгого молчания: дети прекрасно понимали, что так себя вести не стоит».
Марсель Рюфо (Marcel Rufo)
детский психиатр, директор Дома подростков в Париже, дочери 26 лет
«Я вынужден сознаться в своей слабости: я не мог наказывать дочь. Профессия психолога мешала мне это делать: я стремился понять, почему ребенок так себя ведет, хотя за некоторые ее поступки, в частности капризы, ее следовало бы наказывать… Я сознаюсь, что я абсолютно не авторитарный отец… Мне всегда казалось, что наказание – это проявление насилия. Помимо своей воли я воспринимаю наказание как неудачу в отношениях. Именно поэтому я, как отец, всегда надеялся, что моего ребенка не придется наказывать. К тому же у меня девочка, и, кто знает, будь у меня мальчик, может быть, я бы наказывал его постоянно! Хотя неизвестно, может, я бы так не смог… Бог меня храни от второго ребенка!»
