Ире было 22 года, когда умерла ее старшая сестра Вика. Ей было 34. Рак. Еще до того, как диагноз произнесли вслух, семья уже подозревала неладное. Тревожные симптомы были у Вики давно, но к врачу идти она не хотела. А когда наконец дошла, лечиться уже смысла не было. Умирала Вика дома, и это, конечно, было кошмаром для всей семьи.
С похорон Вики прошло много лет, но обстановка дома такая, будто умерла она вчера. Эту обстановку создает мать. Она застряла в своем горе и интересуется только им. И это делает жизнь младшей дочери невыносимой. Особенно это чувствовалось, когда Ира еще была студенткой мединститута и жила вместе матерью.
Дома практически в каждом помещении, кроме ванной с туалетом, стоит или висит фото Вики. Под фотографиями устроены алтари из свечей. Мать зажигает их каждый день и также ежедневно ходит на кладбище, благо оно не очень далеко от дома. Когда мать дома, она вспоминает вслух, какой была Вика и, если есть собеседник, например, соседка, тоже говорит исключительно о ней.
Еще не было дня, чтобы на вопрос о планах мать не ответила, что ей, помимо прочего, надо на кладбище
Из-за всего этого на дочь Иру как-то не находилось времени, она была досадной помехой для запойного материнского горевания. Однажды утром Ира сказала:
— Мне сегодня снилась Вика.
— Да? И что же тебе снилось? — бросив все дела, спросила мать.
— Такой странный сон… Плохо помню, что там было, но, кажется, мы весь сон делали с ней селедку под шубой.
— Значит, она просит селедки. Сделаю.
Вечером, когда Ира вернулась из института, дома и правда оказалась селедка под шубой. Причем один кусок отсутствовал: мама успела до 12 и селедку сделать, и к дочке на могилу отнести. Да, ходить на кладбище строго до 12 — важная часть поминального ритуала Ириной матери. Она почему-то убеждена, что душа умершей дочери может покинуть рай и побыть с ней только утром: в полдень небесные врата закрываются, и она должна успеть улететь обратно.
Что будет, если душа опоздает, никто не знает, но лучше не проверять. Но если прийти до полудня, душа дочери будет точно рядом. И мать заодно приносит ее любимые блюда на могилу, будто дочь жива и ей надо хорошо питаться.
Закончив учиться, Ира сразу же уехала в Москву, чтобы жить самостоятельно. Созваниваются они с мамой каждый день, и еще не было дня, чтобы на вопрос о планах мать не ответила, что ей, помимо прочего, надо на кладбище.
В Москве Ира заболела туберкулезом. Год лежала в больнице, ей предстояла операция на легком. Все это время она была на связи с мамой. Нельзя точно сказать, как именно мать отнеслась к болезни дочери. Но, кажется, без особых эмоций: Ира же не умирает, туберкулез не рак.
После операции Ира стала думать, где ей восстановиться. Выбрала санаторий в Крыму. Там все, что надо: морской воздух, тишина. И легкие восстановит, и нервы заодно. Позвала с собой маму: первый раз в жизни отдохнут вместе. Мать, ни секунды не сомневаясь, ответила категорическим «нет»:
— А как же кладбище? Я должна ходить на кладбище.
Участок на кладбище мама купила сразу для двоих. Рядом со старшей дочерью есть место и для нее. Ира попробовала убедить мать, но услышала только:
— Тебе меня не понять. Я дочь похоронила.
В августе этого года будет десятая годовщина смерти Вики.
Ира — примерная дочь, особенно с матерью не спорит, но и для нее десять лет безостановочных поминок — это слишком
Ира позвонила маме рассказать, что летом они с мужем поедут в Карелию на три недели. Мама сразу уточнила: когда именно? Выяснилось, что они будут в Карелии как раз на «юбилей». Вообще непонятно, как относиться к слову «юбилей» в контексте того, что речь идет не о дне рождения, но мать называет годовщину смерти дочери именно так.
Ира — примерная дочь, особенно с матерью не спорит, но и для нее десять лет безостановочных поминок — это слишком. Поэтому она осмелилась ответить: «Ну и что?» Мать с ужасом переспросила: «Так тебя не будет в августе?! Ты что, собираешься пропустить этот день?!»
Ирина ответила, что чтит память сестры каждый день. И лучше она будет в этот день думать о Вике где-нибудь в палатке у озера, чем в черном платке скорбеть у мамы дома, глядя на алтарь из свечей и фотографий.
Поскольку Ира медик, она уже давно поняла, что у матери патологическая реакция. Это когда возводится культ покойного, когда траур становится смыслом жизни, живые члены семьи не важны, и всему этому нет конца. Но что со всем этим делать, она не знает.
Как раз сейчас я снимаю фильм «Пережить потерю» о переживании горя и во время съемок сталкиваюсь с разными историями. История Иры в фильм не войдет: она моя подруга. Но, погрузившись в тему, я, как и Ирина, понимаю: ее мама застряла в своем горевании. Но что им посоветовать? Как обратить внимание матери на живую дочь, которой она действительно нужна?
