Татьяна Соломатина, Камилла Лоранс (Camille Laurens) и Ксения Букша – три женщины-писательницы согласились рассказать нам о том, какой смысл приобрело в их любовной жизни понятие измены. Почему мы обратились к женщинам? Потому что им свойственно воспринимать эту тему особенно лично и остро. Почему именно к этим? Потому что в своих книгах они без стеснения говорят об отношениях мужчины и женщины, о сексуальности, влечении, сиюминутном порыве и сильных чувствах. Но, вопреки нашим ожиданиям, они рассказывали нам не столько об изменах, сколько о верности, а иногда даже о той безусловной привязанности, которая больше напоминает связь матери и ребенка. Суть верности для них не в обладании телом другого человека, а в душевной преданности ему. Та верность, о которой размышляют наши героини, не подчиняется ни условностям, ни сознательной воле, ни морали, ни запретам. Речь идет не о договоре, а о непреложной очевидности особых чувств – безраздельных, без уступок, недомолвок и табу. Скорее это верность самому себе, нежели любимому человеку. Что, по сути, и можно назвать настоящей свободой.
«Это мое состояние, мой безусловный рефлекс»
Я человек-эгоист. Собственник. Бяка. Никогда и никому не позволяла играть моими игрушками, хотя мама и папа убеждали меня в необходимости делиться с двоюродным братом. Возможно, я отдала бы за этого мальчика свою жизнь в честной драке, но даже на мгновение я не могла представить своего любимого плюшевого медведя, привезенного мне нашим дедом из ГДР, в его руках. Тебе привезли конструктор? Вот и будь любезен, играй со своим конструктором. А от моего медведя руки прочь! Взрослые сердились. Называли меня жадиной. Я покорно соглашалась, ни на секунду не выпуская медведя из рук. Взрослые не понимали главного: отдай я медведя, отпусти я его в дремучий лес групповых игрищ – все. Измена! Измена не только медведю – с этим будет всего лишь страшно жить. Измена себе. А без себя жить не имеет смысла.
Потом я подросла, поумнела и научилась строить отношения из конструктора, содержащего детали: «интеллект», «поведение», «хитрость», «жалость», «порядочность», «скрытность», «приспособляемость». Комбинируя их в требуемых мне пространственно-временных пропорциях. Я даже прожила пару лет под крышей одного дома с хорошим человеком. Прекрасным, как конструктор моего двоюродного брата. И таким же не моим. Успев за эту пару лет пару раз ему изменить. Изменял ли мне он? Понятия не имею. Взрослая женщина была уверена, что нет. Маленькой девочке было абсолютно все равно, что делает не ее конструктор. Он был волен уезжать в какие угодно командировки и сколь угодно долго задерживаться на работе. Я ему доверяла. Единственное, что ему не позволялось, – трогать моего медведя. Он объяснял это моей вздорностью. А однажды я просто ушла. Без объяснений. Прихватив своего мишку. Он, в отличие от прекрасного человека, не задал ни единого вопроса... Любовь и верность – это не вопросы понимания, отношений, навыков своевременного стирания чужой помады или «Милый, заночую у Наташки, так давно не виделись!». Любовь и верность – это безоговорочный безусловный рефлекс отдать не только свою жизнь, свое тело и свою душу единственно твоему единственному человеку. Любовь и верность – это не слова, не формулировки, не конструкции. Это состояние. Которому, раз испытав, изменить уже невозможно, какими бы мы ни были прежде. И в таком состоянии я и живу уже много лет».
«Для меня речь идет о доверии к правде»
В тот день, когда умер мой ребенок, я перестала воспринимать верность как необходимость. Много недель я хранила его в себе, чувствовала постоянное присутствие любимого Другого в себе (беременность – абсолютный архетип абсолютной верности), и вдруг он стал отдельным от меня, далеким и недоступным. Я очень ясно и болезненно поняла, что мне не принадлежит никто: я одна на свете. В разговоре о верности подразумевается прежде всего физический аспект – два тела принадлежат только друг другу, – а также то, что связано с бездействием: предполагается, что мы не занимаемся любовью с другим. Но речь идет и о доверии, доверии к правде. Многие из нас нуждаются в том, чтобы подтвердить любовные чувства верностью тела, и сексуальная верность становится лучшим доказательством любви. Но в глубине души мы знаем, что она часто оборачивается доказательством не столько любви, сколько лени, конформизма, боязни перемен, нежелания выразить собственную волю. И в этом смысле верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, как говорил Ларошфуко, ничуть не лучше измены. В идеале верность подразумевается сама собой, это дар другому человеку, который мы делаем не задумываясь (я верна не для того, чтобы показать, что я тебя люблю, а потому, что я тебя люблю), и особый талант, которым, увы, одарен не всякий. Это дар феи, врученный нам в колыбели; способность не отступать от правды (как с собой, так и с другим); не обманывать другого, а значит, не обманывать и себя. Среди всех словарных определений прилагательного «верный» я выбираю одно, применимое далеко не только к физической стороне дела: «верный» – тот, кто не отходит от правды. И потом, мне нравятся верные мужчины. Поэтому я тоже стараюсь быть верной сама».
«Быть верным и помнить, что абсолютно верных людей не бывает»
Парадокс, но иногда измена начинается еще до знакомства. Ищешь одного человека, а находишь совершенно другого. Но видишь в нем то, что искал. А того, кто на самом деле рядом, – не замечаешь. Не замечать могут и тебя. Может быть, потому что ты (когда вы вместе) изменяешь себе: пытаешься казаться веселее, загадочнее, сильнее, слабее, бессознательно меняешь голос, прилаживаешься, подстраиваешься. И тебя в результате не видят. А иногда видят, но не спешат полюбить по-настоящему. Вот всем ты хороша, милая, но оперу не любишь… Измени-ка это в себе! Измени-ка себе! Никакие «притирки», никакие «уважать свободу другого» не решают дела. Риски остаются всегда. Риск потерять себя. Риск потерять любимого. Заветное «и жили они долго и счастливо» – это не ровные параллельные рельсы, проложенные рядом раз навсегда, а птицы, которым очень трудно лететь вместе, не сшибая друг друга, не теряя направления и высоты. А еще бывает многолюбие. Я не говорю про потребительство (это когда с женой удобно жить, с любовницей – развлекаться, а с секретаршей – ездить в командировки). Я говорю о том, что, нежно любя одного, можно тосковать и о другом человеке. Платоническая любовь летает без визы. Кстати, ей наплевать также на пол и возраст. Мне случалось влюбляться тайно с такой силой, что я не могла думать ни о чем, кроме «того человека»; при этом я даже не делала попыток рассказать ему о своих чувствах. Это бы все испортило.
В общем, я думаю, что надо быть верным. И при этом помнить, что абсолютно верных людей не бывает. Это как асимптота – линия, к которой функция непрерывно приближается, но так ее и не достигает. Оправдывать неверность – глупо. Требовать от себя или другого человека полной, абсолютной верности – абсурдно».
