«Я их полностью понимаю, этих продавщиц. Бездомные пахнут плохо, хамоваты, отпугивают клиентов. Все понимаю, но все-таки купила чай бездомным. Я не смогла объяснить продавщицам почему. Как-то мне было не до того, да и растерялась я. Но сегодня я весь день об этом думаю и пришла к тому, что мне пора написать про бездомных текст.
Уже полтора года я собираю истории бездомных людей (спасибо, дорогая «Ночлежка», вы предложили мне такое бесценное и увлекательное волонтерство). Уже полтора года я наблюдаю за бездомными людьми, разговариваю с ними, периодически кормлю их из Ночного автобуса или просто покупаю им еду, заступаюсь за них в общественном транспорте, спорю за них со своими друзьями, проверяю, дышат ли они, и просто их замечаю. Я не очень много могу сделать. Я не героиня и не приглашаю их к себе домой, не снимаю с себя последние ботинки. Я делаю хотя бы то, что могу, то, что у меня ничего не отнимает. Зачем?
Я начну с истории про булочную.
Я знаю, что женщинам, работающим в прекрасной, кстати, булочной, было некомфортно. А еще я знаю, что немного пьяный человек на морозе в 20 градусов может замерзнуть насмерть. И главное – я знаю, что сегодня, в 12 часов дня в воскресенье, этим бездомным было совсем некуда пойти, чтобы не замерзнуть. Из вестибюля метро выгоняют, в пункты ночного обогрева пускают с восьми вечера, подъезды закрыты домофонами, на подвалах висят замки (мы же с терроризмом боремся), даже Ночлежка не работает, потому что Ночлежка, к сожалению, вообще не работает по выходным. Поэтому между дискомфортом продавщиц и угрозой жизни людей я выбрала возможность хоть немножко снизить эту угрозу жизни.
Я подбираюсь личному, к тому, с чего собиралась начать писать весь этот текст. И мне немного страшно – вдруг прочитают мои герои и расстроятся?
У меня есть сестра. Моя сестра – умный и даже слишком талантливый человек с совершенно незаурядными способностями, например, у нее настолько абсолютный слух, что каждый автомобильный гудок она слышит как ноту, еще она знает поэму «Евгений Онегин» наизусть и, кажется, способна за пару месяцев выучить новый иностранный язык. Но так уж вышло, что периодически (иногда по несколько месяцев подряд) моя сестра почти целыми днями лежит в постели. У нее клиническая депрессия. В детстве я думала, что она сама виновата, но с годами я осознала, что моя сестра (очень сильный характером человек, когда у нее нет депрессии) действительно не способна регулярно ходить на работу и не всегда готова поддерживать социальные контакты. И я понимаю, что если бы не мои мама с папой, если бы ей попались какие-то другие родители, то сестра моя сейчас вполне могла бы быть бездомной, грязной, немытой, ее выгоняли бы из кафе и из вестибюля метро.
У меня есть друг. Тоже невероятно талантливый человек. У моего друга плохая наследственность. Он начал пить в тринадцать. Сейчас он почти не пьет и делает много прекрасных дел, но несколько лет назад, после расставания с любимой девушкой, он примерно год с небольшими перерывами был в запое. И я знаю, что если бы не его родители, к которым он просто мог прийти, выспаться, помыться, поесть, у которых он мог жить, не работая, и выкарабкиваться с их помощью, то и он вполне мог бы оказаться сегодня в той булочной.
У меня есть знакомая. Пожилая женщина. У нее нет мужа и погибла дочь. Но, к счастью, у нее есть вторая дочь, которая взяла ее жить к себе. Гораздо легче, согласитесь, справиться с большим горем и не спиться, когда у тебя есть внук, дочь, семья.
У меня есть десяток друзей из других городов. Здесь, в Петербурге, они снимают квартиры. Где-то там – в Сибири, за Уралом или на юге России – у них есть свои родительские квартиры, но эти квартиры здесь совсем ничего не стоят, а там совсем негде работать. В некотором смысле мои друзья – бездомные. Но они могут работать, и сейчас у них, слава богу, все в порядке.
У меня есть любимый муж, мама и папа (которые, к сожалению, уже совсем немолодые), у меня есть брат и сестра. Если я сломаю ногу, позвоночник, сойду с ума от какого-то страшного горя, то кто-то из них (мне очень повезло!), скорее всего, будет тащить меня на себе, предоставит мне крышу над головой, еду и заботу. Еще у меня, конечно, есть друзья. Но долго ли можно прожить у сколь бы то ни было близкого друга, если ты действительно прямо сейчас совсем ничего не можешь делать, а если тебе еще и нужен постоянный уход?
Мои шансы на бездомность сегодня невелики. Впрочем, мне 27 и все в моей большой семье живы и более-менее благополучны. Мне правда очень повезло. Я выросла в мире, в котором дети не отказываются от родителей и наоборот, в котором мужья не выгоняют жен из дома, в котором братья и сестры не судятся за родительские квартиры, в котором нет домашнего насилия, в котором у меня есть петербургская прописка и даже собственная комната в коммуналке.
К чему я все это? К тому, что за полтора года я не встретила среди десятков бездомных, с которыми разговаривала, ни одного человека, про которого я действительно смогла бы сказать «сам виноват». Человека из хорошей, любящей, заботливой семьи, человека, у которого в жизни не происходило трагедий, человека, который сам выбрал свою бездомность. За каждым «грязным бомжом» в переходе на самом деле спит несчастный человек с трагической судьбой и очень тяжелым настоящим. Человек, которому ужасно нужна помощь, но помочь которому по-настоящему очень сложно, потому что такая бездомность (не в смысле наличия или отсутствия прописки, но в смысле асоциальной жизни на улице) – это крайняя и видимая степень того, до чего довела человека его беда.
Жить в мире, в котором ты замечаешь бездомных, немного некомфортно, но зато это может спасти кому-то жизнь.
И еще знаете что? За эти пару лет я встретила несколько бездомных, которые действительно выбрались. Но каждому из них все-таки кто-то помог. Даже просто своим неравнодушием.
