Очень часто мы должны принять важное решение практически с нуля, с первого взгляда на лицо человека, по тому, например, как он одет, по первым сказанным словам, то есть набросать хотя бы примерный психологический профиль на основании недостаточных данных. В этом смысле для меня как писателя бессменный пример – это снайперский глаз Ивана Бунина, о котором рассказал в своих мемуарах Алексей Толстой… Дело было в Париже, в 30-е годы, Толстой встретился с великим эмигрантом и нобелевским лауреатом в кафе, третьим был, кажется, Георгий Иванов. Беседу писателей прервал новый посетитель, с каким-то невероятно выразительным обликом. Внешность и лицо посетителя были так неординарны, что писатели вдруг заспорили, кто он такой. Толстой и Иванов предложили сразу несколько версий, на что Бунин, мельком глянув на незнакомца, сказал, как отрезал: это карточный шулер.
Слова Бунина были так внезапны и настолько категоричны, что друзья заключили пари, после чего Толстой отправился к незнакомцу, признался, что они русские эмигранты, да еще и писатели, и вот спорят о том, кто он и чем занимается, на что неизвестный, подумав, ответил так: моя жизнь связана с карточной игрой.
Бунин пари выиграл.
Оказавшись в Париже, я попытался полвека позже повторить снайперский выстрел Бунина в уличном кафе на площади Бастилии, в двух шагах от своего отеля; в то утро шел сильный дождь, я сидел под нависшим тентом, слушал, как барабанит струя, пил горячий капучино с круассаном и, скучая, наблюдал за молодым французом, который подобрал сырую газету с соседнего столика и пытался ее пролистать, разлепив мокрые страницы… Так, думал я, это неудачник, не заказал чашки кофе, такое у парижан не принято, утро уже в разгаре, но он, скорее всего, безработный, пытается убить время, обманывает подружку, ищет работу… Тут дождь кончился, грянуло солнце, парижанин встряхнулся, отбросил газетку – шлепком – на мраморный столик, нагнулся к ноге, где у него стоял большой полиэтиленовый пакет (пакета, каюсь, я не заметил), вытащил наружу сверкающий радужный красно-белый мотоциклетный шлем, надел, легко перепрыгнул через барьер и, оседлав роскошный новенький Harley-Davidson стоимостью в полмерседеса, рыча лошадиными силами и ликуя, умчался в парижскую даль.
Вот так неудачник! – огорчился я полному фиаско собственной попытки и подумал в свое утешение: да ладно, он же француз, русского ты б наверняка раскусил.
Что ж, вскоре случай представился; в Петербурге я забежал в пирожковую в пяти минутах от Невского проспекта, поблизости от Публичной библиотеки, где мое внимание почему-то привлек немолодой лысеющий господин с банальным лицом (тем лучше, что с банальным!), каковой пил, как и я, кофе из бумажного стаканчика и заедал тривиальным мясным пирожком. При этом он читал какую-то толстую книгу… Мда, подумал я, это наверняка канцелярская крыса, чиновник средней руки, может быть, даже сотрудник библиотеки, и этот его пирожок и его бумажный стаканчик, по сути, весь обед… Тут незнакомец кожей почувствовал, что его исподтишка разглядывают, хотя я старался смотреть искоса и украдкой. Посмотрев на меня в упор, хотя стоял я не близко, и взвесив ситуацию, он решил остановить надоеду, для чего слегка приподнял свою книгу, так, чтобы я смог прочесть ее название.
«Справочник патологоанатома» – опешил я.
Отвяжись – просигналил мне визави.
И я тут же ушел, не допив кофе.
Надо ли говорить, что специалисты этого класса принадлежат к элите наших врачей и по слухам – ого-го – весьма состоятельные люди. Во всяком случае эскулап смог молниеносно перехватить мой взгляд, дать ему эмоциональную оценку, прокачать и стреножить мою докуку снайперским ответом.
Итак, узнавание и оценка партнера относится к наиболее тонкой сфере человеческих взаимоотношений.
Так, Фрейд пишет, что ставил предварительный диагноз всего лишь по тому, как посетитель закрывал за собой дверь, входя в его кабинет: если притворяет плотно, значит, доверяет психоаналитику и готов рассказать все без утайки о своих неврозах, если же оставляет демонстративную щель, «мол, в твоей приемной все равно ни души», то он подсознательно не верит в результаты визита. Фрейд пишет, что всякий раз жестко пресекал эти знаки тайного пренебрежения и просил плотно прикрыть дверь, как если бы приемная была набита клиентами и разговор мог быть услышан. А Фицджеральд, устами своей европейской героини в романе, рассказывает о том, как приличная благовоспитанная девушка из Швейцарии почти год не могла понять, что ее закадычная подружка, с которой они снимали на пару квартиру в Нью-Йорке, оказывается, профессиональная телефонная проститутка, работающая по вызову.
Но вернемся к снайперским попаданиям Ивана Бунина.
Восхищаясь коллегой, Алексей Толстой писал, что тот был единственным, кто мгновенно раскусил его шулерский фокус с фамильной шубой, которую в поездках по Европе «красный граф» привычно выдавал за остатки графского состояния, экспроприированного большевиками. Встречая гостя в прихожей, Бунин всего лишь коснулся кончиками пальцев рукава той роскошной шубы и иронично усмехнулся, аристократ сразу почувствовал низкое качество выделки песцового меха. Их взгляды встретились. «Купил по дешевке на барахолке, – признался Толстой, – набиваю себе цену, не будь строг, Иван».
Одним словом, каждому доморощенному психологу желательно разобраться в собственном умении анализировать незнакомых людей по минимальным приметам, и если ты ошибся хотя бы один-два раза, откажи своей интуиции в экспресс-анализе, не льсти своему самолюбию, а опирайся на факты и мнение профи.