Ей предстоят первые шаги. Ее рука в моей ладони смотрится такой маленькой и хрупкой. Я пытаюсь высвободить пальцы, но она упрямо цепляется за меня. Ей страшно двинуться вперед в одиночку: комната кажется огромной, путь от дивана до окна – невозможно далеким. Ноги дрожат, но на них все-таки придется опереться – вот так, сначала правая, потом левая… Самое главное – удержать равновесие. Первые шаги – важный момент; стоя возле зашторенного окна на другой стороне гостиной, моя жена протягивает к ней руки, и мы оба подбадриваем ее. Она переводит взгляд с одного на другую, но мы непреклонны…
Врач сказал, и массажист подтвердил его слова, что реабилитация прошла успешно и теперь она может ходить без костылей. Я смотрю на ее профиль и вижу, как дрожит подбородок. Ей страшно, и на ее лице – лице маленькой девочки, которой она была когда-то, – вдруг проступает незнакомое мне выражение. Эта бесплотная фигурка, не решающаяся отпустить руку своего взрослого сына, эта старенькая девочка – моя мать, вступившая в закатную пору своей жизни.
Видя, как стареют мои родители, я, как и многие другие, испытывал странное, тревожное чувство: я словно бы сам становился их отцом. Я видел, как съеживаются их тела, как все более хрупкими делаются под моей рукой их плечи, как истончается кожа на щеках… Их глаза, когда-то с осуждением взиравшие сверху вниз на мои проказы, теперь обращались ко мне снизу вверх с мучительным немым вопросом: неужели нам пора прощаться?
История моей жизни – это история наших расставаний: может быть, именно из них жизнь и складывается в первую очередь. Сначала расставание с надежным укрытием материнского чрева, с покровом плаценты, немного позже – с материнской грудью, руками. Еще через несколько лет приходит самостоятельность, а вместе с ней – первые серьезные разлуки: в студенческие годы – отдельное жилье, потом работа, карьера, собственная семья… Каждая из этих вех оставила в моей душе свой шрам, свой неповторимый рубец.
* Филипп Гримбер (Philippe Grimbert) родился в 1948 году. Он работает с подростками, пишет прозу. Его автобиографический роман о детстве, омраченном невысказанными семейными проблемами («Un secret» Grasset, 2004), стал лауреатом Гонкуровской премии лицеистов.
Какие-то барьеры я перемахнул легко и бесшабашно, другие преодолевал болезненно и трудно. Но неуклонно близящееся последнее расставание с новой силой раздуло угли сыновних чувств, затянувшиеся было пеплом повседневной рутины. С особой остротой припомнились мне все те ласковые слова, которые я хотел сказать, да так и не собрался; все полные нежности жесты, замершие на полпути; все нераскрытые секреты, которые могли бы изменить нашу жизнь. Безжалостными призраками эти воспоминания столпились передо мной на долгом пути прощания с теми, кто некогда дал мне жизнь.
Возможно ли это вообще – проститься навсегда? Сколько бы мы ни твердили себе, что наши близкие уходят и больше не вернутся, до конца поверить в это невозможно. Какой бы тяжелой ни была могильная плита над теми, кто нам дорог, что-то внутри нас всеми силами отрицает реальность их смерти. Чаще всего они возвращаются в наших снах: вот тот, кого мы любили при жизни, снова рядом, мы говорим так, будто расстались только вчера, совершенно не удивляясь его возвращению из царства теней… И лишь звонок будильника возвращает нас к горькой реальности.
…Она все-таки отпустила мою руку – моя мама, вновь ставшая маленькой девочкой. Один за другим разжав пальцы, она, под наши ободряющие возгласы, отважилась на несколько шагов. Завтра она пройдет чуть-чуть больше, станет чуть-чуть самостоятельнее – но отчасти и потому, что знает: я здесь и всегда готов прийти на помощь. Еще несколько лет я буду навещать ее, привозить к ней внуков, вздрагивать от поздних звонков. Отныне она занимает в моем сердце особое место – там, где она, постоянно мигает красный сигнал тревоги.
Настанет день, когда мама покинет меня, так же как до нее это сделал отец. Она, как принято говорить, отправится туда, где они снова будут вместе. И местом этой встречи будет не могила, но мои воспоминания. Я знаю, что иногда она будет навещать меня по ночам. Там, за порогом сна, я не удивлюсь тому, что снова сажусь с ней за стол, гуляю в парке, разговариваю, спорю. Никто не крикнет мне, что такая встреча невозможна, иллюзорна, абсурдна.
А сейчас Я улыбаюсь ЕЙ. И представляю, каким станет ее лицо после смерти – таким оно уже угадывается под тонкой кожей. Я знаю, что немыслимо, недопустимо было бы уйти прежде нее. И я готов ее потерять, потому что, когда придет этот день, со мной останется все то, что она сумела мне дать. Я найду силы достойно проститься с ее любовью. Ведь в жизни по-настоящему невозможно проститься только с одним – с тем, чего у тебя никогда не было».
