– Как можно назвать человека, который три недели не идет к врачу, терпит боль и боксирует сломанной рукой? – внушительная и очень строгая дама-травматолог смотрела поверх очков на рентгеновский снимок моей правой кисти.
– Идиот? – несмело предположил я.
– Именно так! Просто я не могу назвать вас так, поэтому формулирую в форме вопроса, – эту фразу она произнесла чуть мягче.
– Ну вот, голубчик, будьте любезны! Перелом второй пястной, уже срастается, хоть и неправильно… Марш в гипсовую!
Оп-ля-ля. Я шел по расцветающей весенней Москве в гипсе, и мне было чертовски грустно. Я знал, что идиот, и что болевой порог у меня высокий, а кости ломались и раньше… Меня не смущал гипс, скорее забавлял, но грусть была другого рода. Вдруг невероятно остро я почувствовал свой возраст. Я не рассчитывал побить Кличко на ринге, да и тренер говорил: максимум – будешь боксировать для себя…
А тут еще через несколько дней сыну исполнялось 17. Нужен подарок, хочет лонг-борд, уже заканчивает школу, будет поступать… уже не ребенок, и нога у него больше. А я тогда кто?
Сам вроде вот совсем недавно гонял на скейте, бежал на экзамены в медицинский. Стоп! Не бежал, а шел на костылях, потому что сломал перед поступлением ногу. Забавно… Улыбка Бога…
Мысли шизофренически расслаивались в голове.
Было и жалко себя, и смешно. Я думал: а зачем вообще мне этот бокс, что я компенсирую, откуда агрессия и т.д.? Было очевидно, бокс – это примитивный способ повысить свою самооценку и сексуальную привлекательность, а еще инфантильная машина времени, попытка получить то, чего хотел в детстве. Получалось, что я просто отрицал свой возраст или убегал от него.
Стало интересно, что еще в моей жизни связано или не связано с возрастом, то есть старением, и как я обманываю себя в попытках обмануть время.
Мне 43, а через три месяца 44. Многочисленные тесты на определение психологического, биологического, ментального и проч. возрастов упорно скидывают мне минимум десяток, а то и другой, лет. Я не подаю вида, но внутренне радуюсь результатам, объясняя себе, что они объективны. Что на самом деле я застрял в районе 30–35, а в паспорте – досадная ошибка судьбы.
Кажется, и физически я мало изменился. Скорее, сейчас я сильнее и выносливее, чем раньше, пробежал же, например, Берлинский марафон полгода назад, а между прочим, это 42 км, и с неплохим результатом. А с другой стороны, марафон – это тоже бегство.
– Вова, от кого бежишь? И куда?
Я прикинул тут, сколько мне будет лет, когда я выплачу ипотеку (тьфу-тьфу-тьфу). А вот Гоголь в 43 уже умер, а Чехов в 44, про Пушкина с Лермонтовым промолчу. Да, голова седая. Но лицо еще вполне. А тело, возможно, и спортивнее, чем в 30. Друзья стареют, это заметно, а я вот – нет. А вы бывали на встречах выпукников? Это же сборище пузатых озабоченных мужиков и старых женщин, пьяных и некрасивых. Никого не узнать! Да и не хочется. Уж я-то точно не такой…
У меня одежда, стиль, Европа, вещи, которые можно надеть и в 20, и в 50. Только вот зачем мне этот камуфляж? За кого я пытаюсь себя выдать? И главное, зачем?
За тем!
Именно за этим!
Именно за тем, о чем ты сейчас подумал!
Секс. Вот главная причина, двигатель и мотиватор.
Я делаюсь старше, а привлекают меня по-прежнему девушки условно 20–30 или выглядящие так. Мощнее всяких тестов возраст определяется женщиной, которая рядом.
Я старею, а разница в возрасте все увеличивается. С первой женой мы были ровесниками, со второй разница 2 года, в третьем гражданском – 11. Чем моложе избранница, тем как бы моложе становлюсь я сам. Я не хочу, а мимикрирую, автоматически, как хамелеон, и все меняется: прическа, одежда, словарный запас, сленг, интересы, вкусовые предпочтения.
С нынешней избранницей я чувствую себя Гумбертом Гумбертом, нас разделяет 17 лет и целое поколение, она еще и актриса, то есть ребенок – по определению, смотрит сериал «Топ-модель по-американски» и съедает полкило семечек в день… И с ней я с удовольствием «тупею», создаю иллюзию молодости, она как будто бы мой портрет Дориана Грея… Или наоборот, способ самофрустрации.
Есть вещи, которые я уже не сделаю НИКОГДА: не полечу в космос, не поступлю на актерский, не сыграю за сборную страны по футболу, даже машинистом в метро уже не смогу быть, там берут до 40. А что будет дальше? Физических ограничений ведь станет только больше. А так страстно хочется все успеть, все попробовать, везде побывать, любить всех женщин мира (можно одновременно), и чтобы они любили меня, создать, сделать, совершить, сотворить… Другими словами, хочется быть богом, а боги не стареют.Однажды утром (память хочет, чтобы это было утром) я вдруг осознал, что могу умереть прямо сейчас – сегодня или завтра, неважно, но прямо сейчас. И был я при этом не то чтобы равнодушен, но уж точно спокоен. Не было в понимании смерти никакого события, а лишь переход из одного состояния в другое, из сна в явь.
Любой день одинаково хорош, чтобы умереть. Сколько раз я читал в умных книгах или статьях нечто подобное, понимал головой эти слова, а внутри ничего не откликалось. Механически повторял их как мантру своим клиентам в психотерапевтическом кабинете. Но в то утро произошло что-то другое, я ощутил спокойное доверие Высшим Силам Вселенной и их замыслу относительно собственной жизни и собственной смерти. Пропал страх. Исчез дамоклов меч необходимости творить что-то талантливое и великое, можно было делать что угодно без оглядки на результат. Близость смерти наполнила радостью каждый проживаемый день (ну ОК, почти каждый). А чтобы не забыть об этом подарке, я сделал татуировку на руке, на левой, конечно (по Кастанеде), ведь смерть слева, и она – единственный мудрый советчик! Я попросил тату-художника нарисовать красивую смерть.
И вот, оказывается, смерть является для меня меньшей «проблемой», чем старость. Когда читаю или слышу: принять себя, быть собой, бла-бла-бла – меня тошнит, перестаю читать и закрываю страницу.
Татуировку, что ли, новую сделать? Интересно только, помешает ли гипс?
P.S. Печатать левой рукой плюс правый безымянный вполне реально…
Об авторе
Владимир Дашевский, психотерапевт, коуч
Cайт:
