В разное время каждый из моих родителей рассказывал мне о самом счастливом дне своего детства. У обоих оно пришлось на военные годы. Отец провел войну в глубоком тылу, где было голодно, но бомбы не падали. Бабушка работала в сельской школе, дед был на фронте. Копали картошку, питались с огорода. Самым трудным было пережить зиму: ни угля, ни дров не было. В тот день, который на всю жизнь запомнился отцу как самый счастливый, председатель принес радостное известие: пришла их очередь ехать в лес за дровами. Им в полное распоряжение на целый день выделялась колхозная лошадь с телегой.
День был морозный и солнечный. Бабушка потеплее одела троих детей: моего отца, его шестилетнюю сестричку и четырехлетнюю дочку знакомых, которую чудом удалось вывезти из блокадного Ленинграда. Вчетвером отправились на телеге в лес. Бабушка орудовала топором, девятилетний отец распиливал стволы, а моя тетка обрезала ветки. Маленькая блокадница Галя, утопая в снегу, собирала рябиновые ягоды и пыталась угостить ими лошадь. В конце дня телега была полна дров. Все были счастливы и на обратном пути, чтобы согреться, хором пели «Марш артиллеристов».
В начале войны мама с бабушкой эвакуировались на Северный Кавказ: бабушкина сестра заведовала госпиталем в Пятигорске и могла помочь устроиться. Там мама пошла в первый класс. Целый месяц первоклассники готовили концерт для раненых. Мама разучивала романс «Подснежник»: «В лесу, где березки столпились гурьбой, подснежника глянул глазок голубой».
Госпиталь располагался в старинном особняке с мраморными лестницами и огромным залом, где и собрались раненые. Сначала шел гимнастический этюд, затем тихий мальчик исполнил на аккордеоне «Полет шмеля». Третьим номером был «Подснежник». Мама вышла на сцену. Она очень волновалась и чувствовала себя совсем взрослой. Перед глазами плыли красные плюшевые кресла и белые марлевые повязки. Она пела: «Я вижу, погода тиха и тепла. Скажите, ведь правда, что это весна?»
Раздались оглушительные аплодисменты. Раненые плакали. Через неделю в город вошли немцы. Госпиталь эвакуировать не успели. Всех раненых расстреляли, а заодно с ними и бабушкину сестру.
Возможно, Адлер прав. Лейтмотивом всей жизни моего отца был непробиваемый оптимизм. В самой трудной ситуации он говорил: «Прорвемся!», упорно рубил ветки, и все как-то налаживалось. А мама всю жизнь ждала катастрофы, и в самые счастливые моменты ее часто охватывала беспричинная тоска, предчувствие беды. Но именно мама научила меня относиться к любому делу с предельной серьезностью. Ведь никогда не знаешь, что будет через неделю. Может быть, твое выступление окажется для кого-то последним впечатлением. Разве можно халтурить?
