1. Из первых рук. Татьяна Никитична Толстая неожиданно заговорила от первого лица, чего раньше в художественной прозе не делала. У нас есть возможность послушать о легендарной «кировской» квартире на Карповке и жизни наследников русской литературы запросто и по-соседски: Толстая – внучка Алексея Толстого и Михаила Лозинского, ее мама – крестница Николая Гумилева, и ее интонация образцово-благородна – простота и достоинство.
2. Талант жить. У Толстой есть особенный, ни на кого больше не похожий талант жить. Какую бы лирическую прозу она ни писала, какие бы легкие миры ни обещала, Толстая все равно детальна, фактурна и обстоятельна. Как будто знает, каким должен быть нормальный (не извращенный, не замученный, не невротизированный) мир. В нем варят варенье и убирают выглаженные сорочки в комод, носят платок, потому что снег идет, и хранят дрова в дровяном сарайчике, в нем у человека есть право на быт, на удобную мебель и вкусную еду, на красивые вещи и приятные к телу ткани, на хорошую погоду и безопасность, и в нем обувные магазины не присылают рекламу в стихах. Кажется, такого мира мы почти не знаем.
3. Своя правда. Книга не столько является автобиографической прозой, сколько притворяется ею. Иначе из того, что Толстая жила в Нью-Йорке, «прекрасном чугунном, клепаном, стрельчатом, ветреном муравейнике, который никогда не спит», нам придется вывести, что она утопила в декабрьской проруби двоих людей в ночь перед Рождеством, чтобы избавиться от невыносимой навязчивой любви, – и ну и что, что она их придумала!
АСТ, 480 с.
