Майя Кучерская
Среди ее книг «Плач по уехавшей учительнице рисования», «Приходские истории. Вместо проповеди».

Антон Уткин: «Время не перерезать, как ленточку»

Лауреат литературной премии «Ясная Поляна» и финалист «Русского Букера» Антон Уткин – один из самых интересных прозаиков поколения 40-летних. В его новом романе «Крепость сомнения» срифмованы два переворота, события 1917-го и 1990-х годов. Написанный с необыкновенным стилистическим изяществом, роман полон серьезных и глубоких размышлений о логике русской истории и о человеческих отношениях.

Антон Уткин
Антон Уткин

Psychologies: Вы ощущаете связь с теми, кто жил в России в 1917 году?

Антон Уткин: Ощущаю, конечно, – хотя бы потому, что я некоторых из тех людей застал в живых. Никакой катаклизм не может перерезать время, как ленточку. Может только передавить, как артерию, но все равно какой-то ручеек остается, по которому главное перетекает.

Ваш роман читается трудно, но вы словно и не заботитесь о том, чтобы он захватил читателя...

Я не хотел писать классический роман и пытался найти какую-то новую форму. «Крепость сомнения» я задумывал не как роман положений, а как роман душевных состояний. То есть сюжет строится нелинейно, он слагается не столько из действий персонажей, сколько из фрагментов их внутренней жизни.

Вашу прозу сравнивают с произведениями Льва Толстого, но его герои все время совершают нравственный выбор, а перед вашими, похоже, и вопрос такой не стоит?

Антон Уткин «Крепость сомнения», АСТ: Астрель, Полиграфиздат, 508 с.
Антон Уткин «Крепость сомнения», АСТ: Астрель, Полиграфиздат, 508 с.

Мне как раз и хотелось показать этот контраст поколений, хотя вопрос, конечно же, тоже стоит. В начале XX века нашлось множество людей, которые могли заплатить за свои убеждения жизнью. В 1990-е такие люди тоже были, но их число было настолько невелико, что принять их за лицо поколения нельзя. Так сложилось, что нас жизнь не ставила к стенке, поэтому и особенно острого выбора делать не приходилось. Получается, мы слабее людей того времени. Хотя так, наверное, всегда кажется. Философ Людвиг Витгенштейн говорил в 1914 году, что современный ему человек утратил способность страдать. Но с нашей-то точки зрения, тот человек отнюдь ее не утратил. Или иногда говорят: каких удивительных пожилых мы знали – старомосковский говор, такая интеллигентность, мягкость в них была, наслаждение было их слушать. Я таких людей тоже встречал, беседовал с ними и о себе в этом смысле скорбел. Но думаю, что и наши внуки о некоторых из нас скажут: бабушка пользовалась такими словами, она умела их так составить, они так обволакивали, проникали, а мы? Лаем, как собачки. А их внуки, возможно, скажут то же самое уже о ком-то из них…