Усталость от постоянных изменений и связанных с ними тревог, похоже, накопилась у многих.
«Я с большим трудом привыкала к удаленке, а когда наконец приспособилась, всех срочно вернули в офис, — делится переживанием 34-летняя Инна, менеджер по закупкам. — И снова надо перестраиваться: шум, все нервные... А когда кто-то из коллег чихает, я вздрагиваю, потому что по-прежнему боюсь заболеть, и от этого в постоянном напряжении. А главное, так и непонятно, что будет дальше».
И с этим не поспоришь! Мы, словно герои популярного сериала «Очень странные дела», оказались в ситуации, которой не управляем. Вдобавок нам приходится сражаться на два фронта: некоторые из наших собственных установок и мыслей, подобно существам из параллельного мира, вдруг начинают действовать не за, а против. И нам предстоит побороть их, чтобы преодолеть внешние трудности. Но сначала их требуется обнаружить.
«Это заговор!»
Когда нам плохо, одна из частых реакций — желание найти того, кто виноват. На эту роль, например, подходят секретные или не очень правительственные организации.
«Ситуация тревожная, мы видим, что жить становится хуже, появляются новые запреты, теряется почва, отсюда много неуверенности, тревоги про будущее», — объясняет гештальт-терапевт Елена Павлюченко.
Физиологически тревога — это не нашедшее канала возбуждение. Когда есть очевидная угроза, мы испытываем страх. Но при тревоге мы рисуем картинки в воображении, не различая, где реальность, а где картинки. С этим тяжело жить, и мы ищем, куда сбросить напряжение, ищем мишень.
Так было и раньше: в Средние века в распространении чумы обвиняли евреев, возникали слухи о том, что цыгане отравили колодцы... Но если это помогает, то, может быть, это хороший способ пережить трудные времена?
«Это работает только короткий срок, затем тревога и злость накапливаются и усиливаются, — считает гештальт-терапевт. — А если мы направляем агрессию не на абстрактные организации, а на реальных людей, они защищаются, проявляют агрессию в ответ, и начинается эскалация злобы».
Выход в том, чтобы искать другие способы справиться с тревогой, а разрушительную энергию агрессии направлять на преодоление реальных препятствий.
«Дайте мне мир получше!»
Иногда мы желаем, чтобы нашелся кто-то, кто гарантирует защищенность, работу, стабильность. И негодуем, если этого не происходит.
«Это похоже на то, как подросток считает, что родители должны обеспечить его потребности, а у него нет никаких обязанностей, зато есть право критиковать, отказываться делать то, о чем его просят, и чувствовать себя преданным, переживать мир как отвратительный», — замечает Елена Павлюченко. Такую позицию кто-то может сохранять и на всю жизнь, но она только наращивает мрачность, а не решает проблемы.
«Вначале у ребенка возникает иллюзия всемогущества: захотел поесть, мама покормила, холодно — утеплила, — размышляет юнгианский аналитик Станислав Раевский. — Но позже каждый убеждается, что возможности ограничены, это полезное разрушение иллюзии. Нам уже не кажется, что либо мы сами можем все, либо на небе есть кто-то всемогущий, кто может это сделать.
Принять жизнь как есть довольно сложно. Но непредсказуемость жизни — это ее характеристика. Невротическое сознание предпочитает плохую определенность неопределенности. Но если мы научимся выносить неопределенность, то любое мгновение будем переживать как чудо».
Атлас любви
Любовь дает нам силу жить и энергию
Но насколько хорошо мы с ней знакомы?
Есть 6 видов любви: игра (флирт), выгода (прагма), страсть (эрос), мания (безумие), дружба и духовная любовь. В нашей культуре настоящей любовью считается мания, но она, как и эрос, выгорает. Флирт указывает на быстротечность чувств.
А вот прагма и дружба часто переживают другие виды любви. Духовная любовь выходит за границы обыденности и выводит из расщепления на «я — ты — другие».
Психотерапевт Станислав Раевский создал игру, которая помогает понять, какой вид любви свойствен вам, а также научиться легко принимать предложения или отказываться от них. Играть можно в любой компании из 6-7 участников.
«За что мне это?»
Обвиняя других, мы не решим своих проблем, но сокрушаться и искать собственную вину во всем происходящем — непродуктивное занятие.
Стихийные бедствия, природные катаклизмы, войны, голод и эпидемии — нам все это не нравится, но все это случалось и в прошлом и с той или иной вероятностью ждет в будущем. Каждый раз человечество пытается найти выход, и есть некоторая надежда, что с каждым разом нам это удается немного лучше, но готовых рецептов ни у кого нет.
«У каждого поколения свои испытания, и на нашу долю выпало не самое тяжелое, — считает Станислав Раевский. — Тем, кто пережил войну, было гораздо сложнее».
Испытание — это нелегко, но его можно переносить достойно. Это не значит, что мои переживания должны обесцениваться в сравнении с более серьезными испытаниями, выпавшими на долю других.
«Моя тревога, неудовольствие имеют основания, и нужно смотреть, чего я больше всего боюсь, и разбираться с каждой своей тревогой», — рекомендует Елена Павлюченко.
Если я боюсь, что заболею, надо спросить себя, что я могу сделать, чтобы снизить эту вероятность. Если опасаюсь, что потеряю работу и останусь без средств к существованию, то могу подумать, какие у меня есть ресурсы, другие источники дохода, варианты проживания, у кого из друзей и родственников найти помощь.
«Мне все нипочем!»
На первый взгляд, установка на героизм и непробиваемость — самое то, что нужно в сложной ситуации. Но на деле это не так.
«Когда больно, хочется зажаться, и боль усиливается, — поясняет Станислав Раевский. — А если мы можем расслабиться, боль не уходит, но становится слабее. Такой же принцип с тревогой: если мы реагируем неприятием, она усиливается. Если мы признаем ее и даем ей место, она трансформируется. Пока мы противостоим своим переживаниям, мы лишаем себя возможности измениться».
Есть и другая опасность: пытаясь чувствовать себя неуязвимыми, мы теряем способность к сопереживанию.
«Во время пандемии ковида мы встретились с пониманием, что жизнь очень уязвима, и с сильным чувством своей незащищенности, и понятно, что кому-то хочется построить баррикаду между собой и этим пониманием, — размышляет гештальт-терапевт Ольга Долгополова. — Но способность открыться собственным чувствам напрямую связана со способностью понимать чувства других.
Тот, кто сможет выдержать свою уязвимость, тем самым поддержит собственную человечность, способность сострадать. Для психолога чувствовать себя уязвимым — ценность. Так я могу различать свои переживания, быть более живой и лучше понимать других, разделять свою уязвимость с ними».
«Делай как я!»
Один из опасных соблазнов подстерегает нас, когда мы находим — или нам кажется, что нашли — решение проблем. Считаем ли мы, что обнаружили способ уберечься от опасности, вылечиться, найти работу или воспитывать детей, нам порой представляется, что наш долг — не просто сообщить о нем другим, но и заставить их поверить в то, что можно только так и никак иначе. А невозможность достичь этой цели заставляет злиться.
«По первому образованию я биолог, поэтому предлагаю посмотреть, как мы как популяция биологических существ встречаемся с вирусной угрозой, — говорит Елена Павлюченко. — Мы генетически разные, и это позволяет кому-то из нас выжить. Разные способы поведения в широком смысле выполняют ту же функцию.
Делайте то, что вы считаете здравым, во что верите. Но допускайте, что другие на основании своего способа мышления, характера, информации находят свой путь, который они тоже считают правильным, нет смысла навязывать им свою правду».
Мудрость отличить одно от другого
«Господи, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить, спокойствие принять то, чего я не могу изменить, и мудрость, чтобы отличить одно от другого» — ничего не придумано лучше этой известной молитвы, для того чтобы приспособиться к новой ситуации, говорит психодраматерапевт, создатель метода агиодрамы1 Леонид Огороднов.
Нам часто предлагают взять на себя ответственность — и речь при этом идет о поступках и их последствиях. Но не менее важно не брать на себя ответственность за то, что находится за пределами нашего влияния и контроля.
Мы не можем взять на себя ответственность за поведение других, будь то друзья и родственники, работодатель или чиновники. Даже если мы считаем их действия неверными, мы не можем их изменить. В наших силах просить о чем-то (учитывая, что ответом может быть отказ), пытаться убедить, приводить аргументы и доказательства. Будут ли они услышаны и поддержаны, зависит уже не от нас.
Нужно определить свою область ответственности, чтобы вложить энергию в действия, слова и поступки, которые принесут что-то хорошее нам и близким. Эти слова — начало молитвы, которую сочинил американский протестантский теософ Рейнхольд Нибур (1892–1971). Особую популярность они приобрели с 50-х годов ХХ века, когда их стали использовать Анонимные Алкоголики, предложив каждому определять высшую силу так, как он сам ее понимает.
Есть молитва со схожим смыслом и в православной традиции.
Это молитва Оптинских старцев. Вот некоторые слова из нее.
«Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день… Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая. Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться. Аминь».
«Я совершенно одинок»
В трудной ситуации мы нередко переживаем свою отдельность и можем казаться себе брошенными. Если позволить этому состоянию усугубляться, оно способно завести нас в уныние. Но у нас есть мощнейший ресурс.
«Спасение — в опоре на связи с другими, — убеждена Ольга Долгополова. — Это поддержка нашей чувствительности, возможность не впасть ни в панику, ни в окаменение, оставаться живыми».
Разделяя свои чувства с другими, мы получаем ощущение «я хороший», «у нас есть будущее», отмечает Елена Павлюченко: «Это может быть сильным переживанием, как встреча после разлуки, но даже если мы устаем от него, энергия к нам быстро возвращается.
Помогают и хорошие фильмы, спектакли». Даже когда мы плачем от них, потом чувствуем себя более целостными, очищенными.
«Чем трудней времена, тем важней признаваться друг другу в любви, — считает Станислав Раевский. — Когда мы признаемся в любви, мы соединяемся с бесконечностью, выходим из ограничений эгоцентризма, в котором так страшно умирать и быть одному. В момент признания в любви мы соединяемся с самой жизнью во всей Вселенной: это растворение нашего «Я», соединение с Другим, а в пределе — соединение со всем миром».
1 См. на сайте Psychologies.ru статью Ольги Сульчинской «Агиодрама: через святых к самопознанию».
