Когда возраст берет нас в заложники

У Магды Сабо есть роман «Пилат» о женщине-враче, которая после похорон отца привозит мать, всю жизнь прожившую в деревне, к себе в город. Конечно, она делает это, чтобы та не оставалась в одиночестве и жила в комфортной обстановке. Она и ведать не ведает, что, отрывая мать от ее мира, ворует у той конец жизни.

Благими намерениями вымощена дорога в ад… Теми самыми, которыми мы всегда прикрываемся, когда хотим кому-то помочь, но забываем спросить, что этот человек считает хорошим для себя. Мы самонадеянно присваиваем себе право решать за него.

Как мы можем защитить и поддержать близкого, продолжая признавать в нем человека, способного выразить собственное желание, достойное уважения? Это главный вопрос как при воспитании детей, так и в вопросах заботы о пожилых родителях. Дети должны ответить на него в тот момент, когда они и сами становятся более уязвимыми. Это часто происходит, когда мы сталкиваемся с призраком собственной старости и страхом быть отвергнутыми обществом, в котором пожилой возраст равносилен неполноценности.

Когда родители стареют, отношения с ними как у сыновей, так и у дочерей бывают отягощены страхом

В первую очередь это относится к женщинам, ведь общество до сих пор придает неоправданно большое значение их внешности. Поэтому мать, старея, становится для дочери пугающим зеркалом ее собственного будущего. Тем более, если жизненная история дочери не позволила ей (бессознательно) отделить свое тело и свое существо от матери. В этом случае она будет считать себя обреченной на точно такую жизнь. Но трудности не только в этом.

На горизонте родительской старости все время маячит мысль об их неизбежном уходе. Это причиняет боль и вызывает тревогу: потомки оказываются «на передовой», лицом к лицу со смертью, от которой их больше никто не отделяет.

Поэтому, когда родители стареют, отношения с ними как у сыновей, так и у дочерей бывают отягощены страхом. И дети должны заботиться о родителях, чувствуя этот страх. Каждый день, во всех повседневных действиях, если родители уже не могут себя обслужить.

Чтобы заботу о старых родителях взяли на себя профессионалы, а детям оставалось только проявлять нежность, нужны деньги. Поэтому часто дочери и сыновья вынуждены обеспечивать уход самостоятельно.

Самое большее, что они могут (когда ситуация позволяет), — найти сиделку, которая будет иногда заменять их. Каждый раз они испытывают при этом беспокойство: «Как все пройдет?» И если оказывается, что «все прошло плохо», возникает чувство вины: «Надо было мне самой (самому)». В этом чувстве они редко осмеливаются признаться: общество не желает знать о психологических страданиях, вызванных несостоятельностью его институтов.

Часть женщин замечают, как с возрастом усугубляется соперничество, в котором матери и прежде заставляли их жить

Хотя и мужчины не избавлены от этого, обычно основное бремя ухода за родителями ложится на женщин, и это может быть для них не только ужасно, но и невыразимо. Как выразить, насколько тяжелым испытанием становится обязанность — ведь рядом нет профессионала, который мог бы это сделать — мыть тело матери и даже ее половые органы? Ту часть тела, которая была запретной зоной материнской сексуальности и которая рождала в детстве догадки и вопросы?

Как переступить табу? Как совершить эти движения? И сделать это, не злясь на мать за это испытание, порожденное ее состоянием? Как скрыть от нее свою тревогу, а иногда даже брезгливость? И как помочь ей вынести без стыда это покушение на ее стыдливость, эту беcпомощность? И как затем вернуться, не ощущая вины, в свою жизнь, в свое собственное — здоровое — тело, в свою сексуальность.

Многие дочери сегодня переживают эти муки. Но у некоторых к этим страданиям прибавляются другие, связанные с особенностями их отношений с матерью. Часть женщин замечают, как с возрастом усугубляется соперничество, в котором матери и прежде заставляли их жить.

Эти матери, в силу своей личной истории, игнорируют естественную смену поколений, не выносят мысли о том, что дочери их переживут. Они пользуются ситуацией, чтобы испортить тем жизнь, насколько это возможно. И тогда дочери снова, как и в детстве, подвергаются манипуляциям. И снова окружающие испытывают их терпение, отрицая происходящее: «Она ведь не понимает, она пожилой человек».

Самое худшее для нелюбимого ребенка — когда родители отказываются от любви, которую он хотел бы им дать

Но, наверное, самое трудное для дочери или сына — это взять на себя заботу о полностью зависящей от них матери, когда та не любила их или, что еще хуже, плохо обращалась с ними.

В этом случае две опасности подстерегают ребенка. Первая — соблазн по закону «око за око» не заботиться о матери вовсе. Поддаваться ему рискованно: если, став взрослым, переживший плохое обращение ребенок плохо обращается со своими родителями, он обречен оставаться пленником разрушительной бесчеловечности, в которой родители заставляли его жить.

И напротив, если он ведет себя с ними по-человечески, то становится хозяином своей судьбы, восстанавливая законы, которые родители нарушали, и тем самым находит точку опоры, чтобы восстановить себя. Это трудный, но освобождающий выбор: «Вам не удастся сделать так, чтобы я был на вас похож!»

Избежать второй опасности — надежды — еще труднее. Самое худшее для нелюбимого ребенка, как считала Франсуаза Дольто, — не то, что родители его не любят, а то, что они отказываются от любви, которую он хотел бы им дать: «Ты мне не нужен, и твоя любовь мне ни к чему!» Разве можно представить себе худшее страдание, чем услышать такое от матери? Худшее чувство, чем чувство собственной ничтожности?

Нарциссическая рана огромна, и во многих случаях ребенок выживает только благодаря надежде: когда-нибудь мать изменится и наконец полюбит его. Эта безумная надежда сопровождает его всю жизнь, часто мешает искать любовь в другом месте и возрождается, когда мать стареет: «Ей нужна помощь, я помогу ей, и, может быть, тогда она примет мою любовь».

И тогда дочь или сын дают, как давали всегда, не считая, время, деньги, заботу и продолжают надеяться на тот жест, то слово, тот взгляд, которых они всегда ждали. Хотя время идет, и часто со смертью матери приходит конец и этой надежде. Приходится смириться с тем, что долгожданная встреча никогда не состоится. Мысль ужасная, но и она часто приносит освобождение. Ведь эти цепи, разорванные с такой болью, могут — и многие это подтвердят — открыть двери жизни».


Об авторе: Клод Альмос — психоаналитик, в том числе детский, эксперт Psychologies (Франция), автор нескольких книг, в том числе «Нарисуй мне ребенка» (Dessine-moi un enfant, Livre de poche, 2015).