«Мы наделяем мир магическими чертами»

Интервью с Фредериком Ленуаром — религиоведом, социологом, автором исследования «Буддизм во Франции» и соавтором «Книги мудрости».

Psychologies: Что люди имеют в виду, когда говорят об иррациональном?

Фредерик Ленуар: То, чего не понимают! У этого слова до сих пор сохранился оттенок пренебрежения. Это наследие XIX века, когда все, что разум и наука не могли объяснить, считалось несуществующим, ложным или иллюзорным. Однако именно такой подход полностью иллюзорен.

Прежде всего из-за того, что многие явления, такие как телепатия, ясновидение, гипноз, которые сегодня представляются иррациональными, возможно, получат завтра логическое объяснение. Во-вторых и в-главных, потому, что человек и мир одновременно рациональны и иррациональны. Сексуальность, желание, любовь, творчество в большинстве случаев не поддаются расшифровке. Что это, тем не менее, — реальные переживания или иллюзорные ощущения?

Декарт не стыдился признать, что его метод, заложивший философскую основу современной науки, явился ему во сне. Многие философы и антропологи на протяжении последних 30 лет пытаются реабилитировать воображение и мифы как составляющие нашего бытия, хотя их усилия не всегда приветствуют.

Рискнете ли вы утверждать, что в современной Европе наблюдается расцвет иррационального?

Ф. Л.: Это определенно так. И в этом смысле мы перестаем быть исключением, поскольку большинство обществ всегда находило способ дать волю иррациональной стороне человека. В сущности, эта сторона на протяжении столетий в Европе находила отражение в двух институтах: в позитивистской науке, которая ее отвергала, и в церкви, которая пользовалась ею в своих целях.

Тем не менее в последние годы мы присутствуем при пересмотре научного подхода — наука становится скромнее в своих амбициях, признает существование случайности. Одновременно авторитет религии перестает быть непререкаемым, что освобождает нашу тягу к иррациональному, которая долгое время была подавлена. Это своего рода возвращение к равновесию.

Почему вы противопоставляете религию и иррациональное? Разве вера не иррациональна по своей природе?

Ф. Л.: Она иррациональна, но только в той мере, в которой она основана не на догматах, а на субъективном переживании или откровениях. Тем не менее, как наглядно показал социолог Макс Вебер, представление о Боге-создателе, отдающем приказания и наделяющем мир смыслом, само по себе представляется мощной рационализацией, которая противопоставляется магическому видению мира, в котором есть загадки и волшебство.

Именно поэтому современная наука появилась на Западе внутри христианской веры и только потом противопоставила ей себя. Сегодня большинство людей не разделяют целиком систему религиозных представлений о мире. Мы являемся свидетелями распада традиционной религии на фоне расцвета нечетких верований: в дьявола, переселение душ, возвращение с того света, в ангелов... Мы вновь придаем миру магические черты.

В чем проявляется такое магическое мышление?

Ф. Л.: Мы чувствуем себя объектом действия сил загадочных и значимых одновременно, которыми можно управлять себе во благо. Религиозный человек, у которого проблемы с деньгами, найдя на улице банкноту, подумает: «Это дар божий, Господь думает обо мне и любит меня».

Рациональный человек скажет, что это случайность. Приверженец магического мышления предложит свое объяснение: «Послушайте, сегодня 3 марта, 3 часа, и 3 — мое любимое число», или: «Мою жену зовут так же, как называется эта улица», или: «Хорошо, что я сегодня сходил к колдуну». Такие люди повсюду видят знаки, очень прагматичны и не опираются на логику.

А в чем разница между магизмом и духовностью?

Ф. Л.: Тяга к предсказаниям, гадание на картах таро, использование амулетов и таинственных снадобий может привести нас к отчуждению от самих себя, а в конечном итоге — к отказу от свободы и работы над собой. Духовное начало исходит из уверенности в том, что мы свободны, и побуждает нас прилагать усилия к познанию мира и к тому, чтобы меняться самим. Так что если магизм берет над нами слишком большую власть, магическое мышление и духовность оказываются антагонистами.