Агиодрама: через святых к самопознанию

Psychologies: «Агио» по-гречески «святой», а что же такое агиодрама?

Леонид Огороднов: Когда зарождалась эта методика, мы делали постановку житий святых средствами психодрамы, то есть драматической импровизации на заданный сюжет. Сейчас я бы определил агиодраму шире: это психодраматическая работа со Священным Преданием.

Кроме житий сюда входит постановка икон, текстов святых отцов, церковной музыки, архитектуры. Например, моя ученица, психолог Юлия Труханова поставила внутренний интерьер храма.

Поставить интерьер — это возможно?

Возможно поставить все, что можно рассматривать как текст в широком смысле, то есть как организованную систему знаков. В психодраме любой предмет может обрести свой голос, проявить характер.

Например, в постановке «Храм» были роли: Притвор, Храм, Иконостас, Паникадило, Паперть, Ступени к храму. Участница, выбравшая для себя роль «Ступени к храму», пережила озарение: она поняла, что это не просто лестница, эти ступени — проводники из повседневности в мир сакрального.

Участники постановок — кто они?

Такой вопрос предполагает разработку тренинга, когда определяется целевая аудитория и для нее создается продукт. Но я ничего такого не делал. Я занялся агиодрамой, потому что мне это было интересно.

Так что я вешал объявление, а еще обзванивал друзей и говорил: «Приходите, заплатить нужно только за помещение, давайте поиграем и посмотрим, что из этого получится». И приходили те, кому это тоже интересно, их было довольно много. Ведь есть же чудики, которые интересуются иконами или византийскими юродивыми X века. Так же было с агиодрамой.

Агиодрама — терапевтическая или образовательная методика?

Не только терапевтическая, но и образовательная: участники не просто понимают, но получают личный опыт о том, что такое святость, кто такие апостолы, мученики, преподобные и другие святые.

Что касается психотерапии, то с помощью агиодрамы можно решать психологические проблемы, но способ решения отличается от принятого в классической психодраме: по сравнению с ней агио­драма, конечно, избыточна.

Какой смысл вводить в постановку святых, если можно просто поставить маму и папу? Не секрет, что большая часть наших проблем связана с детско-родительскими отношениями. Решение таких проблем лежит в поле нашего «Я».

Агиодрама — это систематическая работа с трансцендентными, в данном случае — с религиозными, духовными ролями. «Трансцендентный» значит «пересекающий границу». Разумеется, границу между человеком и Богом можно пересечь только с помощью Бога, поскольку она Им установлена.

Но, например, молитва — это обращенность к Богу, а «молящийся» — трансцендентная роль. Агиодрама позволяет пережить эту обращенность, выйти — или хотя бы попытаться — за пределы собственного «Я», стать больше своего «Я».

Видимо, такую цель ставят перед собой в основном верующие?

Да, в первую очередь верующие, но не только. Еще «сочувствующие», интересующиеся. Но работа строится по-разному. Во многих случаях агиодраматическую работу с верующими можно назвать развернутой подготовкой к Покаянию.

У верующих бывают, например, сомнения или злость, ропот на Бога. Это мешает им молиться, просить Бога о чем-то: как обращаться с просьбой к тому, на кого я злюсь? Это случай, когда склеиваются две роли: трансцендентная роль молящегося и психологическая роль злящегося. И тогда цель агиодрамы — разделить эти роли.

Почему роли полезно разделять?

Потому что когда мы не разделяем разные роли, то у нас внутри возникает спутанность, или, говоря словами Юнга, «комплекс», то есть клубок разнонаправленных душевных тенденций. Тот, с кем такое случается, не осознает эту спутанность, но переживает — и переживание это резко отрицательно. А действовать из этой позиции вообще невозможно.

Если волевое усилие и принесет нам однократную победу, затем «комплекс» возвращается и становится еще более мучительным. Но если мы разделим роли и услышим их голоса, то сможем каждого из них понять и, возможно, договориться с ними. В классической психодраме тоже ставится такая цель.

Как идет такая работа?

Однажды мы ставили житие великомученика Евстафия Плакиды, которому Христос явился в облике Оленя. Клиентка в роли Евстафия, увидев Оленя, неожиданно испытала сильнейшую тревогу.

Я начал расспрашивать, и выяснилось, что Олень у нее ассоциируется с бабушкой: это была властная женщина, ее требования часто противоречили друг другу, и девочке было трудно с этим справляться. После этого мы остановили собственно агиодраматическое действие и перешли к классической психодраме на семейные темы.

Разобравшись с отношениями бабушки и внучки (психологические роли), мы вернулись к житию, к Евстафию и Оленю (трансцендентные роли). И тогда клиентка из роли святого смогла обратиться к Оленю с любовью, без страха и тревоги. Таким образом мы развели роли, отдали Богу — Богово, а бабушке — бабушкино.

А какие проблемы решают неверующие?

Пример: участница вызывается на роль смиренной святой, но роль не получается. Почему? Ей мешает гордыня, о которой она даже не подозревала. Результатом работы в таком случае может быть не решение проблемы, а, наоборот, ее постановка.

Очень важная тема как для верующих, так и для неверующих, — это снятие проекций с Бога. Все, кто хоть немного знаком с психологией, знают, что муж или жена нередко искажают образ партнера, перенося на него черты матери или отца.

Нечто похожее происходит с образом Бога — зачастую это мешанина страхов и надежд, собранных со всех родственников и друзей. В агио­драме мы можем эти проекции снять, и тогда восстанавливается возможность общения как с Богом, так и с людьми.

Как вы пришли к агиодраме? И почему ушли из психодрамы?

Я никуда не уходил: я веду психодраматические группы, преподаю и работаю методом психодрамы индивидуально. Но каждый в своей профессии ищет «фишку», вот и я начал искать. А из того, что я знал и видел, мне больше всего нравилась мифодрама.

Причем меня интересовали именно циклы, а не отдельные мифы, и желательно, чтоб заканчивался такой цикл концом света: рождение мироздания, приключения богов, раскачивающих неустойчивое равновесие мира, — и чем-то это должно было завершаться.

Оказалось, что таких мифологических систем очень немного. Я начал со скандинавской мифологии, потом перешел на иудеохристианский «миф», поставил цикл по Ветхому Завету. Потом задумался о Новом Завете. Но я считал, что Бога нельзя выводить на сцену, чтобы не провоцировать проекции на Него, не приписывать Ему наших человеческих чувств и мотиваций.

А в Новом Завете везде действует Христос, в котором с человеческой природой сосуществует божественная. И я подумал: Бога ставить нельзя — но можно ставить людей, которые к Нему ближе всех. А это и есть святые. Когда я посмотрел на жития «мифологическим» взглядом, меня изумили их глубина, красота и разнообразие смыслов.

Изменила ли агиодрама что-то в вашей жизни?

Да. Не могу сказать, что я воцерковился: я не член какого-либо прихода и не участвую активно в церковной жизни, но я исповедуюсь и причащаюсь хотя бы четыре раза в году. Чувствуя, что мне не всегда хватает знаний для того, чтобы удерживать православный контекст жития, я пошел учиться богословию в Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет.

А с точки зрения профессиональной — это путь самореализации: систематическая работа с трансцендентными ролями. Это очень воодушевляет. Я пробовал вводить трансцендентные роли в нерелигиозной психодраме, но меня это не зацепило.

Мне интересно со святыми. Я никогда не знаю, что в постановке произойдет с этим святым, какие эмоциональные реакции и смыслы откроет исполнитель этой роли. Еще не было случая, чтобы я не узнал для себя что-то новое.