Николай Крыщук
Лауреат нескольких литературных премий, автор книг, прозы и эссе
alt

Часто можно наблюдать: человек, с нашей точки зрения, занимается чепухой, да еще страстно, тратя на это уйму времени. Спрашиваем: «Зачем тебе эта ерунда? Взялся бы за что-нибудь полезное». Он отвечает: «А мне это интересно». Или напротив, пытаемся вовлечь друга в предприятие, которое нас в данную минуту вдохновляет, чуть ли не смысл жизни видим в нем. А друг отмахивается: «Нет, мне не интересно». Точно так же о фильме или какой-нибудь выставке. Ну и совсем прагматичное: «в этом есть мой интерес».В советские годы все, что связано с интересом, было на подозрении, как и само слово. Культивировались долг и обязанность. Обставлялось это пафосно, начиная с «почетного долга» служить в армии, но подразумевалась всегда необходимость подчинения собственных интересов общественным (реально: государственным, еще точнее – классу чиновников).

Симон Соловейчик, замечательный философ педагогики, объясняет этот педагогический эксперимент в масштабах государства так: «Вся страна превратилась в огромное воспитательное учреждение. Ученые, соревнуясь, конструировали нового человека, перечисляли его черты. Поголовное воспитание было необходимо потому, что интересы огромного большинства не совпадали с интересами системы. С населением великой страны обошлись так, как неразумные родители обходятся с неразумным ребенком: объявляется, что воспитание идет в его интересах, которых он не понимает. Тут же появились и теории о будто бы полном совпадении интересов личности и нового общества. Что же, и в самом деле: если личные интересы вытравить воспитанием, то получится совпадение».

Вытравили. Мы стали стесняться самих себя, своих желаний. В словах «лично я» многие до сих пор видят проявление себялюбия и эгоизма: «Ишь какая фифа!» Вытравить в человечестве интерес окончательно не удастся, конечно, никогда, но испортить жизнь отдельному человеку можно легко. Тот же Соловейчик считает, что все начинается в семье, когда пятилетнего ребенка постоянно одергивают и отучают говорить «хочу», «не хочу», видя в этом только каприз и избалованность. А когда ему пятнадцать или двадцать пять, вдруг хватаются за голову: «Что делать? Его ничего не интересует».

Из сухого чувства долга ничего не получается. Говорят: «Я должен на ней жениться». Или: «Кто-то ведь должен стоять на конвейере». Обычно это плохие мужья и плохие работники. Нельзя сказать, чтобы советская школа, которая воспитывала в нас чувство долга, совсем этого не понимала. Нет, говорили, что человек должен полюбить свое дело, иначе ничего не выйдет. И никто искренне не понимал, что в сочетании слов «должен полюбить» скрывается тот же мотив подчинения, но еще более тонкий, издевательский, чем в простом приказании «должен».

У психологов это называется интериоризацией, то есть превращением внешних правил, установок и навыков во внутреннюю мотивацию. При всяком обучении это необходимо, задача учителя – заинтересовать ребенка предметом. В социальной сфере интериоризация чаще всего приводит к конформизму. В работе это несколько стушевывает чувство дискомфорта, загоняет его вглубь, и часто все заканчивается тяжелым психологическим кризисом. В личной жизни – это трагедия. Человек словно не принадлежит себе, он мучается, ему скучно. А фраза Вольтера «Все жанры хороши, кроме скучного» относится, несомненно, и к самой жизни.

Значит ли это, что жизнь можно построить на одном «хочу», без долга, без обязанностей? Сегодня мы как раз впали в такую крайность. Человек, который руководствуется только своими желаниями, столь же несчастен, как и тот, кто в желаниях себе отказывает. Но у нас произошла подмена понятий: под интересом понимают сплошь и рядом интерес корыстный, а не любовь, не увлеченность делом. Жизнь соткана из объективных противоречий. Существует, например, объективный конфликт между интересами бизнеса и общества, отмеченный еще Марксом. Но видеть причину его в том, что бизнесмен занимается своим делом с любовью и интересом, глупо. В нем недостает гражданского чувства, сострадательности, дальновидности, в конце концов, которые позволили бы ему поддерживать баланс интересов. А это, согласитесь, другая история и другая тема.