Юлия Тарасенко
редактор сайта, журналист, копирайтер
«Однажды в Стокгольме»: история одного синдрома

1973 год, Стокгольм, крупнейший банк Швеции. Бежавший из тюрьмы преступник Ян-Эрик Ульссон впервые в истории страны захватывает заложников. Мотив почти благородный: вызволить бывшего сокамерника, Кларка Улофссона (ну а дальше стандартно: миллион долларов и возможность выбраться). Улофссона привозят в банк, теперь их двое, с ними — несколько заложников.

Атмосфера нервная, но не то чтобы слишком опасная: преступники слушают радиоприемник, поют, играют в карты, выясняют отношения, делятся с жертвами едой. Зачинщик, Ульссон, местами нелеп и в целом откровенно неопытен, а изолированные от мира заложники постепенно начинают демонстрировать то, что психологи впоследствии назовут нелогичным поведением и попытаются объяснить промыванием мозгов.

Никакого промывания, конечно, не было. Сама ситуация мощнейшего стресса запустила в заложниках механизм, который Анна Фрейд еще в 1936 году назвала идентификацией жертвы с агрессором. Возникла травматическая связь: заложники начали сочувствовать террористам, оправдывать их действия и в конце концов отчасти перешли на их сторону (агрессорам они доверяли больше, чем полиции).

Вся эта «абсурдная, но правдивая история» и легла в основу фильма Роберта Будро «Однажды в Стокгольме». Несмотря на внимание к деталям и прекрасный актерский состав (Итан Хоук — Ульссон, Марк Стронг — Улоффсон и Нуми Тапас в роли влюбившейся в преступника заложницы) получилось не слишком убедительно. Со стороны происходящее выглядит чистым безумием, даже когда понимаешь механизм возникновения этой странной связи.

Подобное случается не только в банковских хранилищах, но и на кухнях и в спальнях многих домов по всему миру

Специалисты, в частности, психиатр Фрэнк Окберг из Мичиганского университета, объясняют его действие так. Заложник попадает в полную зависимость от агрессора: без его позволения он не может ни заговорить, ни поесть, ни уснуть, ни воспользоваться туалетом. Жертва скатывается в детское состояние и привязывается к тому, кто о ней «заботится». Позволение удовлетворить базовую нужду вызывает прилив благодарности, и это лишь укрепляет связь.

Скорее всего, к возникновению такой зависимости должны быть предпосылки: в ФБР отмечают, что наличие синдрома отмечают лишь у 8% заложников. Казалось бы, не так много. Но есть одно «но».

Стокгольмский синдром — история не только про захват заложников опасными преступниками. Часто встречающаяся разновидность этого явления — бытовой стокгольмский синдром. Подобное случается не только в банковских хранилищах, но и на кухнях и в спальнях многих домов по всему миру. Каждый год, каждый день. Впрочем, это уже другая история, и шансов увидеть ее на больших экранах у нас, увы, куда меньше.

За кадром

  • В Швеции этот случай известен как «ограбление на площади Норрмальмсторг». Он был первым криминальным событием в стране, которое освещалось в прямом эфире по телевидению.
  • Ян-Эрик Ульссон был осужден на 10 лет, на протяжении которых получал восторженные письма от поклонниц. На одной из них он впоследствии женился. Сейчас ему 78, и, по его словам, он иногда видится с некоторыми заложниками. В 2009 году вышла его автобиография.
  • Кларка Улофссона оправдали.