Настоящий материал (информация) касается деятельности Полозковой Веры Николаевны, которая признана иноагентом и 25 февраля 2025 года Росфинмониторингом внесена в перечень экстремистов и террористов.
Подробно об этом интервью мы рассказали в статье «„Я не сяду дома варить борщи и лепить пельмени»: Вера Полозкова* рассказала о насилии бывшего мужа, но россияне посчитали абьюзером ее»
В этом комментарии я бы хотела не выступать в роли судьи и определять, кто хороший, кто плохой, кто абьюзер, а кто нет, а попробовать осознать, что прозвучало и не прозвучало в этом интервью, что самое интересное, какие места пропущены.
В любом случае все мы, кто имеет свое мнение по этому поводу, являемся наблюдателями не самих отношений, а только того, что говорит Вера Полозкова*. Это важный момент, потому что выносить категорическое суждение, опираясь не на сами отношения, а лишь на то, что и как сказано, — непрофессионально.
Итак, в интервью есть много нестыковок, и я предлагаю рассмотреть их в контексте того, каков в современной психологии профиль жертвы абьюза и что в этом профиле не соотносится с тем, что описывает Вера*.
Что мы знаем про жертву абьюза?
1. Жертва абьюза склонна к самообвинению
Например, жертва абьюза стремится понять ситуацию в отношениях через свой вклад в нее. Что я сделала не так, в чем моя ошибка, почему я делаю недостаточно. Именно этой позиции адресованы слова, которые цитирует Вера*, говоря, что жертва абьюза никогда не виновата. И это правда, потому что нельзя быть ответственной за чужое поведение. Кто совершил поступок, тот и несет за него ответственность.
Но в этом интервью очень мало звучит про Верину* часть вклада в эти отношения и ее ответственность. Что она вносила, что стремилась понять и как она пыталась строить эти отношения? Какими были (и были ли) ее попытки что-то изменить и выстроить с Александром? Мы слышим лишь про заработанные ею деньги и два длинных письма, которые остались без ответа.
2. Жертва абьюза — не приобретатель выгоды
Жертва абьюза, особенно психологического, потому и называется жертвой, что выгодоприобретатель — не она. То есть из этих отношений заметные бонусы получает другой партнер. Как это бывает в классической ситуации: мама и папа оба работают, но на женщине вдобавок и дом, и дети, муж дает половину денег на семью (и то не всегда) и свободно распоряжается остальной частью и иными ресурсами в виде свободного времени на себя, свой отдых, свои развлечения и прочее. О чем рассказывает Вера*? Что большинство ключевых решений в отношениях соответствовали ее воле.
Например, ей хотелось приходить вечером в любое время с любой компанией, смеяться так громко, как ей комфортно. Это понятное желание свободы, но не очень понятно, как это встраивается в проект под названием «Семья», где есть муж, который просит тишины, и маленький ребенок.
Что такое абьюз?
Слово «абьюз» заимствованное и новое для русского языка. С английского abuse можно перевести как «злоупотребление, надругательство» — действия в отношении того, кто не может им помешать.
Abuse предполагает неравные роли, сильного и слабого. Чтобы был абьюз, должно быть еще одно условие — представление о норме отношений между человеком в сильной позиции и человеком в уязвимой позиции. И эта норма — забота, уважение, любовь. То, чего культура, например, ожидает от родителей в отношении их детей.
Abuse — это вот что: «я нахожусь в уязвимой и более слабой позиции, возможно, завишу от тебя, но жду, что ты будешь относиться ко мне уважительно и бережно, а ты этого не делаешь, ты злоупотребляешь моим доверием и моим зависимым положением».
Классическая проблема в семейных отношениях: свой вклад для каждого всегда выглядит крупнее и значимее, чем партнера. И понятно, потому что это искажение основывается на том, что свой вклад человек видит и знает цену, которую заплатил за него. А вклад другого остается невидимым.
Дальше при таком искажении хорошо бы включить эмпатию и подумать о том, что делает другой
И вот ничего про подобные попытки оценить вклад партнера в этом интервью нет.
Вера* много говорит про деньги. Это, конечно, важно. Но сколько стоит труд по воспитанию детей? В какую сумму обошлась бы няня, если бы отец старших детей повел бы себя так же, как и отец младшего? И все ли можно посчитать деньгами? Вообще, можно ли оценивать проект под названием «Семья и воспитание детей» через деньги?
Вообще-то это далеко не единственный способ оценить семейную жизнь. Можно, конечно, открыть сайт с услугами нянь и домработниц и суммировать стоимость всех видов домашних работ, прикинуть, сколько это усилие стоило другому. Но ведь это лишь одна сторона жизни.
Семья — это и про выбор жизненного пути и про то, от чего пришлось отказаться. И как раз жертва абьюза отказывается от своих нужд и потребностей в большей степени. При этом жертва абьюза, как ни парадоксально, считает, что дает и делает слишком мало. А вот абьюзеру как раз всегда мало того, что делает другой. Является ли жертвой абьюза именно Вера* в этом аспекте?
3. Жертва абьюза подчиняется воле агрессора
Жертвы абьюза — подавляемые, управляемые чаще всего через страх и стыд. И все происходит так, как удобно, опять же повторюсь, абьюзеру. Но что же звучит в рассказе про эти отношения?
Вере* нужны концерты — они были. Вера* захотела детей (хотя заранее обозначала, что не видит себя в роли матери семейства) — так и случилось. И нет, в этих рассказах мы не слышим ничего о том, где она бы договорилась изменить свое решение, согласившись с точкой зрения мужа.
И еще важный момент: зрителю как будто бы не хватает контекста. Что из себя представляет Александр, почему он делал эти выборы, что из себя представляет Вера* без микрофона и камеры, как она вкладывалась в отношения, какие между ними были связи, договоренности, кроме изначальных?
И даже ее фразы, которые, как отметили многие комментаторы, звучат неприятно, оскорбительно, — повисают в воздухе, как озвученные штампы.
Образ мужа остается плоским, как будто он категорически ужасный человек, не сделавший в этих отношениях ничего хорошего
Так проявляется черно-белое мышление и склонность к обесцениванию другого человека. Должны же были быть причины, почему они жили вместе. И об этом — полная тишина в этом интервью.
4. Жертва абьюза зависит от агрессора
Вообще-то, если говорить про жертв абьюза, то в подавляющем большинстве истории про семейное насилие связаны с материальной зависимостью жертвы от абьюзера. Это включает и источники собственного дохода, и возможность вообще себя прокормить, и где жить, на что жить. Собственно, именно эту работу проделывают шелтеры, когда помогают пострадавшим от домашнего насилия уйти от агрессора — они обеспечивают временное содержание женщин (иногда женщин с детьми), помогая им встать на ноги.
Но в этой истории, опять-таки, жили они в квартире Веры*. С ее слов, она содержала их обоих, и детей тоже. Так что же происходило? Где ее зависимое положение? Где ее отсутствие возможности влиять на отношения? Как бы то ни было, я не берусь сказать, кто из них абьюзер, потому что это будет судилищем, но очевидно, что в интервью описаны дисфункциональные отношения, в которых было тяжело обоим.
Степеней свободы и власти влиять, судя по тому, что рассказывает Вера*, было больше как раз у нее. Остальное решайте сами.
«Абьюз»: чем опасно размывание понятий
Подобные фразы и термины очень важно употреблять корректно. Размывая понятия, мы развязываем руки настоящим насильникам и абьюзерам и мешаем их жертвам говорить о том, что с ними случилось, и просить о помощи. Если значения этих слов размыты, они обесцениваются. А вместе с этим и реально пострадавшие люди лишаются возможности назвать абьюз абьюзом и насилие — насилием. Общество перестает воспринимать их всерьез. И в конечном счете они оказываются еще более беспомощными.
* признана иноагентом и 25 февраля 2025 года Росфинмониторингом внесена в перечень экстремистов и террористов
