Жизнь в самоизоляции стала самой обсуждаемой темой, и, невзирая на то, что между странами возведены новые границы, мы шагнули в мир, где все связаны, где чужая беда становится нашей, хотим мы того или нет. Оправившись от первой волны ужаса всеобщей энтропии и переживаний из-за крушения планов, мы потихоньку начинаем обживаться в новой реальности.
Интернет заботливо снабжает рекомендациями, на что можно потратить неожиданно освободившееся время, и мы пытаемся привнести в происходящее немного уюта и даже получать удовольствие. Самоизоляция кажется единственно возможным планом спасения. Однако для того, чтобы в конце концов побороть общую беду, этого явно недостаточно. Сегодня многие эксперты считают, что нам придется иметь дело с последствиями не только внешнего, но и внутреннего карантина, к которому мы начинаем адаптироваться.
«Самоизоляция не дает никакой гармонии с собой, — считает юнгианский аналитик Лев Хегай. — Она основана не на стремлении к уединению ради саморазвития, а на страхе и запрете контакта с реальным миром. И опасный вирус лишь обнажил негативную тенденцию — нашу давнюю бессознательную попытку отгородиться от людей и реальности.
В конце ХХ века в Европе начался крен в светский гуманизм, ставящий человека выше общества. Это стало объяснимой реакцией на кровавые последствия мировых войн и тоталитарных идеологий, что, в свою очередь, выродилось в крайний индивидуализм, стремление жить только для себя, любимого». Образ, вначале медийный или рекламный, а потом цифровой — аватар, аккаунт в социальных сетях, — стал вытеснять реального человека. И символический карантин начался раньше коронавируса.
В нас в равной степени развиты склонности как к сотрудничеству и взаимопомощи, так и к идее «после нас хоть потоп»
«Он давно произошел на психическом уровне, — считает Лев Хегай. — Другой человек как источник сегодняшней заразы оказался иллюстрацией нашего стремления исключить из своего мира живых людей и любую внешнюю реальность с ее неизбежными ограничениями ради иллюзорно удовлетворяющей все наши желания реальности виртуальной. Исключить Другого как мешающего внутреннему карантину, к которому мы словно давно готовились».
Мы остаемся дома, делаем онлайн-заказы и упорно хотим, чтобы все было как прежде: горячая пицца по щелчку мышки. Нам все еще кажется, что, если захлопнуть дверь, есть надежда — к нашему маленькому, огороженному миру не прибьется ничего дурного. Однако постепенно становится понятно, что философия одного лишь жесткого карантина не спасет. Есть ли надежда, что вынужденный уход из «большого мира» даст нам в конце концов понимание: мы все в равной мере можем быть беззащитными и нуждаемся друг в друге?
«Именно сейчас мы видим успешный пример волонтерских отрядов #мывместе, помощи старикам, — комментирует гештальт-терапевт Мария Лекарева-Бозененкова. — Однако в нас в равной степени развиты склонности как к сотрудничеству и взаимопомощи, так и к идее «после нас хоть потоп». Изоляция, вирус, коллапс все спишет. Кому война, а кому мать родна.
В конце концов мы рискуем обнаружить, что если перед болезнью мы все едины и одинаково уязвимы, то перед последствиями экономического кризиса, сопровождающего эту болезнь, совсем не равны. И социальное расслоение будет вызывать дальнейшее напряжение».
Когда рано или поздно мы выйдем на улицы, нас, скорее всего, ждут непростые времена. И если мы не поможем друг другу, не попытаемся найти общий язык по многим трудным вопросам, не заключим перемирие, не задумаемся о тех, кто не может обеспечить себя самым необходимым, то неясно, как мы почувствуем себя после пережитой пандемии. Если выйдем из дома все с той же философией внутреннего карантина.
